Мы остановились перед небольшим домиком, и Шанти спросил, согласны ли мы на вегетарианский дал-бат. Мы страшно проголодались к этому времени и, конечно, обрадовались его предложению. Официант принял наш заказ и предложил посидеть в саду. Тим растянулся на траве и играл с кузнечиком. С этого пространства, обустроенного на склоне горы, открывался прекрасный вид на террасные посевные поля проса. Оттенки зеленого и цветовая палитра среднегорья вновь радовали глаз.
Я увидела посреди сада самодельные качели, они пробудили во мне ребенка. Горизонтальное бревно подпирали два вертикальных в форме буквы «Y». К ним была прочно привязана веревка, напоминавшая букву «U». Вот и все качели. Я села на них лицом к горизонту. Нишал вместе с Шанти уселись за стол на темно-зеленые пластмассовые стулья. Нишал скрутил самодельную сигаретку и что-то обсуждал с другом. Маттео лежал на траве. Я подошла к нему и села рядом, потом прислонилась головой к его груди. Он нежно обнял меня. Время как будто остановилось. Только мысли лениво ворочались в голове. Я жила в настоящем. Красивый пейзаж ублажал мой взор, сердце преисполнилось радостью, солнце ласково согревало нас, горы дарили силу.
Мой желудок вдруг неожиданно громко заурчал, так что все услышали и засмеялись. Я прижала руки к животу и покраснела. Даже кухарка как будто услышала, как я проголодалась, и поспешила принести на стол дымящиеся блюда. Нишал жестом поманил Тима за собой. Я остановила их и пригласила к нашему столу. Дядя вежливо отказался. Я настаивала. Нишал взглянул на Шанти. Он ждал его одобрения. Тим неожиданно осмелел и заявил, что с радостью присоединился бы к нам, но так и не научился есть вилкой.
– А я не умею есть руками. Ты можешь меня научить? – искренне попросила я.
Тим с удивлением посмотрел на меня.
– Это легко, я тебя научу.
Шанти кивнул Нишалу и жестом пригласил его сесть за наш стол. Маттео, догадавшись, что и Нишал не особенно умеет пользоваться столовыми приборами, тоже решил научиться есть руками. Мы тщательно помыли руки под ледяной водой из импровизированного умывальника, и Тим приступил к уроку. Он серьезно отнесся к новой роли учителя и скрупулезно исправлял все наши ошибки. Тим ловко скатывал рис в маленькие шарики, макал их в горячую чечевицу и аккуратно подносил ко рту. Нишал и Шанти тоже владели этой техникой. Мы с Маттео пытались повторять за ними, но у нас получалось не так хорошо, что рассмешило нашего проводника и его друга. Юный педагог сосредоточенно следил за нашими действиями и подбадривал нас. Он мрачно взглянул на хихикающих хулиганов и жестом приказал им замолчать.
Урок оказался слишком сложным и долгим, но нам попался замечательный учитель. Образец терпения и великодушия. Он изо всех сил старался помочь, делал все возможное, чтобы научить меня правильно есть, и так увлекся, что позабыл о своей еде. Я старалась не разочаровать его и во всем следовала его указаниям, так что даже несколько раз обожглась, но использовала весь рис до последнего зернышка. В трогательном порыве получить за свои труды положительную оценку Маттео тоже не оставил на своей тарелке ни крошки. Тим одобрительно улыбнулся нам обоим. Я поблагодарила его за урок, который он только что нам преподал, – урок самопожертвования. Тиму казалось это естественным и простым, но не все обладали таким редким качеством. Я была тронута.
Я вся перепачкалась во время обеда, поэтому мне пришлось снова пойти к умывальнику. Потом Маттео утащил меня вздремнуть на солнышке. Я заснула в его объятиях. Через полчаса он разбудил меня, поцеловав в лоб и прошептав на ухо, что пора идти. Нишал и Тим обсудили дальнейший маршрут с хозяином дома. Он отметил на карте адрес пожилой тетушки, которая жила как раз рядом с Тшонгом. До нее было часа два пути.
На этой высоте цвели деревья и цветы, жизнь вступала в свои права. Поля проса, продуваемые ветром, колыхались, словно морские волны. Мы шли и дышали ровно и спокойно, чтобы облегчить себе задачу. Наше внимание привлекли детские голоса. У дверей одной из местных школ стояла овечка, и малыши гладили ее. Маленькие школьники в темно-синей форме были счастливы, что у них такая подруга, да и сама овечка была не против и радостно подскакивала, подыгрывая детям. Шанти заулыбался, наблюдая за сценой, а Тим вошел в раж и начал тоже прыгать и веселиться в знак солидарности с овечкой.
Как могла я позабыть о самом главном? Как я стала такой поверхностной, почему согласилась завернуться в толстые слои равнодушия? Мои глаза наполнились слезами.
– Не суди себя строго, – сказал Шанти, взяв меня за руку.
– Как могла я так сбиться с пути?
– Ты не сбилась с пути, ты просто смотрела не в ту сторону.
– Что же случается, почему мы разучиваемся быть детьми и не можем радоваться каждой мелочи?
– Мы считаем, что если мы взрослые, то должны быть рациональными. При этом мы забываем, каково это – просто жить. Ребенок живет опытом, но не обдумывает его. Что бы ты сделала, если бы позволила внутреннему ребенку проявиться в тебе?
Маттео не дал мне ответить, опередив меня: