Нулевой километр. Путь к счастью

– Мы бы побежали играть с овечкой, потому что мы станем счастливыми только тогда, когда разделим с кем-то радость любви!

Он схватил за руки меня и Тима и потащил нас к школьникам. Тим задорно сбросил с плеч рюкзак и, подпрыгивая, понесся вперед. Мы ввязались в общую игру, и это развеселило малышей. Душа ребенка пробудилась в каждом из нас, мы снова обрели способность радоваться и жить.

Вредная овца увернулась от ласк Маттео, и он плюхнулся на землю, а сверху на него навалилось не меньше дюжины разбушевавшихся малышей. Я с нежностью обняла двух хохочущих девчонок. Таяли секунды, таял с ними наш смех. Мы не просто улыбались друг другу, мы хохотали. Смех – простая эмоция, в которой отсутствует расчет. Мысль и страх уступают место врожденному чувству чистой, выражающей себя через смех любви. Уникальная драгоценность.

Мы с трудом поднялись с земли. Я кинулась к Маттео и обняла его.

– Ты сумасшедший, я тебя обожаю! – выкрикнула я и поцеловала его.

Тим похлопал по руке моего итальянца, потом обнял меня за плечи. Я обняла их обоих за талию. Все в пыли, но очень счастливые, мы присоединились к остальным членам нашей команды.

Когда мы проходили сквозь сосновый лес, обезьянка сбросила с дерева остатки своего обеда нам на головы.

Примерно через час перед нами появился знак с надписью «Тшонг». Сердце заколотилось от волнения. Именно так выглядела эта надпись в моем сне. Я побледнела. Все повернулись ко мне.

– Мы можем пойти в ту сторону, куда нас направляет указатель, а можем воспользоваться тем адресом, который дал нам хозяин домика.

Шанти указал на извилистую тропинку.

Она поднималась резко в гору и привела нас к заброшенному убежищу. Оттуда открывался потрясающий вид на долину под углом в триста шестьдесят градусов. Чуть дальше, внизу, лепились на склоне домики, и это значило, что деревушка, которую мы искали, и правда существует. Шанти решил поспрашивать местных, и один из жителей указал нам на дом на отшибе. Солнце было еще высоко, но тень накрывала деревню.

Мы направились к тому дому, и там нас встретила пожилая женщина по имени Гу-Ланг. Она долго и внимательно изучала меня. Ее проницательный, мудрый взгляд загипнотизировал меня. Шанти объяснил, что ее имя переводится как «защитница матерей и детей».

Гу-Ланг пристально оглядела каждого из непальцев, потом снова повернулась ко мне и Маттео. Она положила наши руки поверх своих, склонилась над ними и произнесла какую-то молитву, потом выпрямилась и улыбнулась. Эта женщина будто видела нас насквозь! Она толкнула деревянную дверь и пригласила нас войти. Она шла, чуть пошатываясь, опираясь на трость, но двигалась при этом довольно уверенно.

Внутри дома было темно, только два узких окна пропускали свет. Пол был земляным, от этого в комнате было как будто меньше света. Головами мы задевали балки потолка. В глубине кухни виднелась стопка сваленных друг на друга кастрюль и печка, которая топилась дровами. Гу-Ланг провела нас к лестнице слева от кухни, ведущей на второй этаж. Хозяйка предложила нам разместиться там и сложить багаж. Наверху оказалась одна комната размером с нижний этаж. На полу были разложены циновки – они, видимо, должны были служить нам кроватями.

Шанти явно не ожидал ничего подобного. Он смущенно почесал голову и спросил у меня, нужно ли ему поискать другое место. Обстановка и правда была совсем неприхотливой, но хозяйка встретила нас так доброжелательно, что мне было здесь хорошо.

– Не волнуйся, я не прочь пережить такой опыт, – ответила я.

Я вдруг вспомнила, как напугал меня отель Майи в Катманду… Знала бы я тогда, что меня ждет, я бы наслаждалась комфортом!

Я положила сумку на один из ковриков под небольшим слуховым окном в крыше. Потом слегка надула губы и глазами указала Маттео на соседний коврик. Он не заставил себя упрашивать. Шанти расположился напротив наших циновок и сложил туда же вещи остальных членов команды. Тим выразил радость, что мы все будем спать в одной комнате. Нишал сурово взглянул на него. Меня трогала наивность их отношений.

После того как все более или менее устроились, Маттео предложил прогуляться по деревне, но я сказала, что хочу отдохнуть. Мужчины ушли, а я растянулась на циновке и задремала.

Меня разбудила племянница Гу-Ланг по имени Тхи-Ба. Она крикнула снизу – предложила мне выпить горячего отвара. Я взглянула на часы – я проспала добрый час. Я согласилась и спросила, не знают ли они, как дела у моих друзей, с которыми я путешествую. Они еще не вернулись с прогулки. Девушка со смехом рассказала мне, что мужчинам понравился местный бар, там можно пофлиртовать с симпатичными женщинами. Я почувствовала неожиданный укол ревности. Маттео обещал мне вернуться через тридцать минут, а уже прошло больше часа. Я рассердилась.

Гу-Ланг сидела на бревне и пристально смотрела на меня. Я попыталась улыбнуться ей, но выражение ее лица не изменилось. Потом она заговорила по-тибетски. Племянница перевела мне ее слова:

– Тетя говорит, что он ждет тебя.

– Кто? Маттео?

– Нет, человек, ради которого ты сюда пришла, – объяснила она, чуть повысив голос.