Нулевой потенциал

– Очень интересно, – сказал куратор. – Хотелось бы знать, насколько изменения, происшедшие в вас, помогли вам избежать перемен, которые происходят со всеми шимпанзе в вашем возрасте. Очевидно, вы их не избежали.

Вы становитесь воинственным.

– Нетерпимым к содержанию в неволе, – поправил Пан.

– Пусть будет по-вашему, – согласился куратор. – Я

собирался предложить вам место главного служителя приматов.

– А почему не свой пост?

Куратор вздохнул.

– У вас нет ученых степеней, мой друг. Однако наша беседа слишком затянулась, мы заставляем себя ждать. Я

хочу познакомить вас с работниками общества. Многих из них вы, вероятно, вспомните.

– Сначала познакомьтесь с моими друзьями – Гориллой

Бейтсом и Счастливчиком Бронстейном, – сказал Пан. – И

доктором Бедояном.

Куратор пожал руки морякам, улыбнулся врачу и обнял его.

– Ну а потом, Пан, – сказал он, – вы проведете с нами совещание?

– О, да. Но прежде окажите мне услугу. Я хотел бы побыть немного в обезьяннике один. Чтобы подумать о своей матери.

– Что вы замышляете? – спросил куратор.

– Счастливчик и Горилла могут остаться со мной, –

сказал Пан. – И постоянные обитатели, разумеется.

Куратор посмотрел сначала на обоих моряков, потом на

Пана.

– Пан, здесь пахнет какой-то хитростью. Но предупреждаю вас, это все… прошу прощенья за вульгарность…

мартышкин труд.

– Я собираюсь поступить к вам на работу, – сказал Пан.

Это солиднее, чем быть телевизионным актером.

– Если с вами произойдет то же, что со всеми самцами шимпанзе, вступающими в пору зрелости, эту должность мы вам предоставить не сможем. Но если мы исполним ваше желание, совещание состоится?

– Я уважаю вашу прямоту, – сказал Пан. – В сущности,

для человека вы всегда были неплохим малым. Бывало, приносили мне яблоки и игрушки, когда я был маленьким.

Ну, тащите сюда ваших чванливых болванов.

Куратор вздохнул и взглянул на доктора Бедояна; тот пожал плечами.

Церемония началась.

Когда она окончилась, все оставили Пана, Гориллу и

Счастливчика в обезьяннике и ушли. Куратор вышел последним; у него был очень невеселый вид, когда он, закрывая за собой дверь, оглянулся на Пана.

Пан остановился у клетки, в которой он появился на свет, и стал рассматривать новую бронзовую дощечку:

«Здесь родился Пан Сатирус, первый шимпанзе, овладевший человеческой речью,

и тринадцатый из своего вида,

слетавший в космос».

– Пан Сатирус, – сказал он и взглянул на другую табличку с надписью:

«ШИМПАНЗЕ, Pan Satirus.

Обитает в Экваториальной Африке».

Тут же висело условное обозначение самки шимпанзе.

Пан взглянул на клетку. Самке было четыре года, она уже достигла брачного возраста. И была явно настроена похотливо.

– Ты был в море долго, очень долго, – мягко сказал

Горилла.

– О, господи, – вырвалось у Пана. Он не привык сквернословить.

Обезьяна что-то бормотала, колотя костяшками пальцев о пол клетки.

– Ты разбираешь, что она там сигналит? – спросил

Горилла.

– Это не требует разъяснений, – ответил Пан.

– Тоже верно. – Горилла хихикнул. – Как на

Сэнд-стрит, когда флот возвращается из плаванья…

Сэнд-стрит в этом городе, а?

– Да, – сказал Счастливчик. – Это в Нью-Йорке, в

Бруклине. Я там родился. Только там никакой бронзовой доски не повесили. – Он посмотрел на самку шимпанзе, а потом на своего друга Пана. – У меня под форменкой есть отвертка. И нет такого замка, которого бы я ею не открыл.

Только так можно добывать выпивку на корабле, – добавил он. – Аптечный спирт. И тот, что для компасов.

– Наверно, я мог бы сорвать замок, – сказал Пан. – Изнутри его не достать, а снаружи – пожалуйста. Наверно, я первый шимпанзе, оказавшийся в обезьяннике в роли посетителя. Если только я шимпанзе.

– Когда я научился вязать морской узел, – сказал Горилла, – мне не терпелось поскорее поехать в гости в ту развалину, где я родился… Но оказалось, что с ребятами с нашего двора мне уже толковать было не о чем. Я стал моряком, а они так и остались фраерами, что околачиваются на углу.

– Дело не в том, что поговорить не с кем, – сказал

Пан. – Я еще очень молод. Хутон и Йеркс утверждают, что в естественных условиях шимпанзе живут до пятидесяти лет. У меня еще все впереди.

– Послушай, Пан, – сказал Счастливчик, – если тебе не понравились флоридские девочки, не думай, что лучше их нет. Они же уцененные – от двух с половиной долларов до двух. Есть девочки и получше.

– Лучше той телевизионной актрисы?

– Я имею при себе, как говорят легавые, не только отвертку, – сказал Счастливчик. Он полез за пазуху и достал две бутылки джина и бутылку водки. – Это для резусов, но тебе сейчас это нужнее.

Пан рассмеялся, если звуки, которые он издавал, можно было назвать смехом.

– Приколоти еще одну бронзовую дощечку, – сказал он.

«Пан Сатирус, который в возрасте семи с половиной лет отказался действовать на потеху публике». – Он повернулся спиной к самке шимпанзе, завизжавшей от ярости. –

Джентльмены, сюда – здесь мартышки-резусы. Дайте им водки.

Их было шестнадцать, и все они сидели в одной клетке.

Тут были два дедушки-резуса, четыре или пять младенцев, льнувших к спинам матерей, и множество резусов в полном расцвете сил.