Нулевые. Затишье перед катастрофой

– Слава Богу! Да, я свободен. Да. О да. Больше никаких сраных ёбаных текстов. Никакого драного совка. О да! Я свободен. Свободен, блядь! Свободен! – сквозь рыдание и слюни произносил Власов.

– Ты что совсем ёбнулся там? – спросил заспанный голос Анны.

Михаил вышел на балкон и выбросил в окно остатки курительной смеси.

– Сдохни, сдохни. Сволочь! Чтобы я еще раз в своей сраной жизни притронулся к этой дряни? Никогда, никогда в жизни. Никогда. Больше никогда в жизни. Ебучий сраный манекен. Сука! Ох, бля.

– Мне нужно выпить, – подумал Власов.

Как и после других кошмаров Михаил помнил только ключевые моменты своего пребывания в Лагере. Но эффект от этого пребывания был колоссальным. Хоть он знал, что это вроде бы был сон, всё равно в глубине души Михаил думал, что пребывал в аду. А зловещее лицо девочки-манекена будет ещё долго преследовать его в мыслях. Вместе со всем этим Власов ощущал, что в нем что-то изменилось, хотя он не мог понять что именно.

Утром ощущение страха и омерзения продолжило пребывать в Михаиле. Он зашел к Владиславу. Тот встретил его довольно радушно, предложил заказать еду, но Михаилу нужно было выпить. После пары стаканов разговор вроде бы пошел.

– Владик, это место. Оно было реально. Я был в аду, это было ужасно. Ты даже не представляешь, – в голосе Власова чувствовалось волнение.

– Представляю, я всю жизнь живу в этой стране, – пошутил Владислав.

– А этот омерзительный манекен, он хотел меня изнасиловать, – страх переполнял Михаила.

Владислав расхохотался.

– Что? Россия хотела тебя изнасиловать? – Владислав еле мог сдержать смех. – Ты просто, ты просто как Есенин, Пушкин или Блок. Нет. Блок не считается. Но, ты, ты явно сможешь теперь стать поэтом или художником!

– Это был манекен. Ты можешь отнестись серьёзней к этому? – обиделся Власов.

– Серьёзней? К тому, что ты обдолбался не пойми чем и у тебя вдруг случился бэдтрип? Я могу тебе сказать, что твой лагерь это ещё цветочки.

– Это было на самом деле…, – недоговорил Власов.

– А сколько русская литература знает изнасилованных писателей? – перебил Владислав. – Гоголь, Салтыков-Щедрин…. А Фёдор Михайлович Достоевский!

– Это не смешно.

На следующий день Власов почувствовал себя лучше. На работу он явился в приподнятом настроении. Михаилу нужно было заглянуть в кабинет к Сорокиной. Недавно он послал ей сухой отсчет о своей недавней поездке по регионам. Она приняла его довольно формально.

– Мы в курсе, что Национальные Проекты реализуются лишь частично, – начала Сорокина.

– Они вообще не реализуются. Это скорее можно назвать разбазариванием государственных средств. Может быть, нужно дать указание наверх, чтобы организовать особую комиссию…, – недоговорил Власов.

– По вашему в особой комиссии будут сидеть другие люди? – перебила Сорокина. Её серые глаза были ледяными. – Если сейчас, когда вертикаль только утвердила себя в умах россиян, мы начнем охоту на ведьм, это сильно ударит по имиджу власти. Коррупция это наша давняя беда и трагедия, о которой мы знаем.

– Но тогда мы же не сможем успешно продвигать нашу политику, – возразил Власов.

– Со временем мы разберемся со всем этим.

– Почему так происходит? – вдруг спросил Власов.

– Русский народ имеет склонность к самопожиранию …, – Сорокина не договорила. В кабинет ворвался Николай.

– Власов, в мой кабинет! – лицо Петрова отражало особую решительность.

Он шел очень быстро, Михаил потерял его из виду. Когда Михаил вошел в кабинет, Петров сидел за столом и смотрел на Власова с особо гневным выражением лица.

– Закрой дверь! – скомандовал Петров.

Михаил закрыл дверь.

– Ты думаешь, что я полный идиот и не замечу, как ты пытаешься выбить из-под меня стул? Ты кем себя возомнил? Мужиком? Считаешь себя лучше меня!? – лицо Петрова кипело от злости.

– Это перешло все границы. Ты открыто воруешь мою работу, а мы так не договаривались.

– Ты, сука, слизняк! Ты живешь, потому что я так хочу! Здесь нет твоей работы!

– За слизняка ответишь! – подумал Власов.

Михаил старался вести себя хладнокровно, тогда как Петров еле сдерживался от применения физической силы.

– Вообще я думаю, что начальство решит кто из нас лучше.

– Я, блядь, уже всё решил! С этой секунды ты, нахуй, уволен! Хочешь показать, что у тебя есть хуй? У тебя же яиц нет! Вот что я с тобой сделаю. Я отберу у тебя всю твою жизнь! Я опущу тебя на самое дно этой гребанной российской жизни! Ты у меня будешь жрать собственное дерьмо! – Петров был просто неудержим.

– Смотри, как бы сам не стал его жрать, – съязвил Власов.

Оставаться в кабинете больше не было смысла. Михаил вышел, аккуратно закрыв дверь. Он слышал, как Николай что-то проорал, но не придавал этому особого значения. Позже, когда Власов вернулся домой, ему позвонила Сорокина.

– Здравствуйте, я честно была удивлена вашим сегодняшним появлением. Я думала, что вы в курсе, что Петров пробил ваше увольнение через своих генералов. Но вы не волнуйтесь. Мы бережём идеологически правильных людей. Можете устроить себе отпуск, пока мы прощупаем Петрова. Со временем его некомпетентность даст о себе знать. А пока держитесь, – она бросила трубку.