Читаем Нулевые полностью

– Не только решили, дорогой Сергей! Скажу по секрету – всё более чем на мази. Чуть ли не верстка готова. И те рассказы, что вы мне выслали, тоже включены. Все. Немного там редактор поработала, но очень осторожно. Теперь ждут только вашей подписи в договоре. – Она потянулась к Сергею через стол, сообщила почти шепотом: – Я читала договор, поспорила с ними насчет нескольких пунктов, гонорар отвоевала полохмаче, проценты с каждого купленного экземпляра. Но советую прямо так не подписывать – сразу. Поизучайте, подумайте, но в итоге соглашайтесь. Условия очень выгодные. В-вот… – Выпрямилась, помолчала. – И знаете, Сережа, я имею наглость предложить вам… в общем, предложить себя на роль агента. Без агента сегодня, поверьте мне, ни-ку-да. Особенно если есть желание быть изданным на Западе. А это в вашем случае – более чем реально.

– За границей? – не столько удивился, сколько испугался Сергей. – А где?

– Пока вроде бы – вроде бы! – заинтересовались немцы и итальянцы.

– М-м, неслабо!

Полина улыбнулась:

– Я тоже так думаю.

Официант принес вино, круглый графинчик водки граммов на двести, салаты, приборы. Аккуратно и ловко расставил на столе.

– Благодарю. – Полина остановила его попытку наполнить рюмку Сергея. – Мы сами.

Официант поклонился и пошел в сторону кухни.

– Не позавидуешь, – глядя ему вслед произнес Сергей.

– Простите?

– Да я так… – Он кивнул в сторону ушедшего. – Не позавидуешь работе его… лакеем быть.

Полина пожала плечами:

– А по-моему, он рад. Постаивай, следи, кто как кушает, вовремя поднеси добавки. Это не асфальт укладывать.

– Я бы лучше асфальт…

– Да? – Снисходительная усмешка. – Это вы сейчас так говорите. А вот на улице какая жуть, метель настоящая, и кто-то сейчас там в прямом смысле слова асфальт кладет. – Но спохватилась и подняла бокал. – В сторону философию. Необходимо, как говорится, выпить!

– У, да. – Сергей плеснул себе водки.

– Итак, за знакомство, за, надеюсь, начало плодотворного сотрудничества! Я лично очень рада, Сережа.

– Я тоже… Спасибо.

Звонко чокнулись. Полина сделала глоток вина, Сергей – осушил крошечную рюмочку.

– А знаете, я ведь была в ваших краях. Правда, давно, ваш город тогда почти сплошь палаточный был. Только клуб и, кажется, баня, что-то еще, – деревянные.

– У-у… А теперь пятиэтажки одни.

– Да? Интересно… Я тогда работала корреспонденткой на радио, совсем девчонкой еще, и вот отправили в командировку. Осветить, так сказать, великую стройку социализма. Почти месяц у вас прожила!

– И как впечатления?

Будто не замечая хмуроватого настроя Сергея, Полина продолжала восторженно:

– Потрясающе! Такая атмосфера, все как одна семья, все молодые, веселые…

– Теперь не так. Теперь голодовки устраивают, чтоб их вывезли туда, откуда приехали. Тридцать лет назад.

Полина сочувствующе поджала губы:

– Да, я знаю… И в рассказах ваших читала… Страшные у вас рассказы, Сережа. Страшные и сильные. Но это – правильно. Это необходимо. Голос детей романтиков.

Сергей кивнул на графинчик:

– Что, Полина Максимовна, еще?

– Конечно! Для этого мы здесь и находимся. – Дождавшись, когда он наполнит рюмку, сказала: – Теперь ваш тост.

– Гм… Да я как-то не особенно в них… Ну, за удачу, наверно, чтоб всё хорошо получилось. Да?

– И отлично, отлично! Давайте чокнемся.

Чокнулись. Выпили.

– Сережа, а вы там родились или раньше? В автобиографии это не указано.

– Там… Сто тридцать четвертый коренной житель…

– О! У вас каждый новорожденный под своим номером?

– Ну, сначала, – поморщился Сергей. – Тогда мало рождалось… У меня приятель, Юрий, на три года старше, так он седьмой всего. Гордится очень… Тогда вот еще действительно одни палатки стояли. И роддома не было… Мать его хотели в Тынду везти, она отказалась. Решила здесь… то есть – там, на новом месте, в общем… А мои в восемьдесят пятом приехали. Хм! Как раз в тот год, когда понятно стало… Ду… – Поправился: – Глупцы просто…

– Что стало понятно? – нахмурилась Полина.

– Да как… Что рухнет всё скоро, что на хрен эта дорога никому не нужна…

– Нет, вы что, Сереженька?! Тогда, наоборот, подъем страшный был. Новые шестидесятники… Очень светлые несколько лет… буквально два-три года.

Официант принес поднос с горячим:

– Пожалуйста!

Когда ушел, Полина помяла, словно втирая в них крем, руки и сладковато вздохнула:

– Да-а, Сережа, интересный у вас там все-таки мир. Совсем другой мир…

– Да ничего, честно сказать, интересного, – перебил он, уже без спросу налив себе водки. – Яма самая настоящая. Рычать хочется… Там все шизанутыми становятся. Честно. Одни старпёры всё в комсомольцев-первопроходцев играют, другие какие-то гулаговские лагеря ищут, отец мой вдруг кипчаками увлекся. Какой-то исчезнувший великий народ…

– Я читала, – кивнула Полина, – у вас это есть.

– Е-есть… – Сергей поднял рюмку. – Ладно… Давайте?

Посидели молча, поковыряли салат, попробовали ростбиф. Сергею явно было не до еды… Он отложил вилку и нож.

– Знаете, Полина Максимовна, я… хм… Как раз за месяц до вашего того сообщения первого я из дома сбегал.

Полина удивленно подняла брови, но промолчала.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая русская классика

Рыба и другие люди (сборник)
Рыба и другие люди (сборник)

Петр Алешковский (р. 1957) – прозаик, историк. Лауреат премии «Русский Букер» за роман «Крепость».Юноша из заштатного городка Даниил Хорев («Жизнеописание Хорька») – сирота, беспризорник, наделенный особым чутьем, которое не дает ему пропасть ни в таежных странствиях, ни в городских лабиринтах. Медсестра Вера («Рыба»), сбежавшая в девяностые годы из ставшей опасной для русских Средней Азии, обладает способностью помогать больным внутренней молитвой. Две истории – «святого разбойника» и простодушной бессребреницы – рассказываются автором почти как жития праведников, хотя сами герои об этом и не помышляют.«Седьмой чемоданчик» – повесть-воспоминание, написанная на пределе искренности, но «в истории всегда остаются двери, наглухо закрытые даже для самого пишущего»…

Пётр Маркович Алешковский

Современная русская и зарубежная проза
Неизвестность
Неизвестность

Новая книга Алексея Слаповского «Неизвестность» носит подзаголовок «роман века» – события охватывают ровно сто лет, 1917–2017. Сто лет неизвестности. Это история одного рода – в дневниках, письмах, документах, рассказах и диалогах.Герои романа – крестьянин, попавший в жернова НКВД, его сын, который хотел стать летчиком и танкистом, но пошел на службу в этот самый НКВД, внук-художник, мечтавший о чистом творчестве, но ударившийся в рекламный бизнес, и его юная дочь, обучающая житейской мудрости свою бабушку, бывшую горячую комсомолку.«Каждое поколение начинает жить словно заново, получая в наследство то единственное, что у нас постоянно, – череду перемен с непредсказуемым результатом».

Алексей Иванович Слаповский , Артем Егорович Юрченко , Ирина Грачиковна Горбачева

Приключения / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Славянское фэнтези / Современная проза
Авиатор
Авиатор

Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера "Лавр" и изящного historical fiction "Соловьев и Ларионов". В России его называют "русским Умберто Эко", в Америке – после выхода "Лавра" на английском – "русским Маркесом". Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.Герой нового романа "Авиатор" – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится. В надежде восстановить историю своей жизни, он начинает записывать посетившие его воспоминания, отрывочные и хаотичные: Петербург начала ХХ века, дачное детство в Сиверской и Алуште, гимназия и первая любовь, революция 1917-го, влюбленность в авиацию, Соловки… Но откуда он так точно помнит детали быта, фразы, запахи, звуки того времени, если на календаре – 1999 год?..

Евгений Германович Водолазкин

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги