Нульт

Вероятность увидеть Мисти была чуть больше, чем, скажем, гигантскую болотную жабу. Мисти, таинственный спутник-шпион, последнее поколение секретных стелс-спутников ЦРУ. Трудность его обнаружения заключалась в том, что он постоянно менял свою орбиту. Орбиту ему меняли, пряча его от общемировой сети саттелит-хантеров. Эти маньяки-идеалисты, считали своим священным долгом переписать каждый спутник в Небе и слить данные в Сеть для публичного доступа. Собственно, их база данных и была установлена в очках Зиро. Эти парни здорово мешали спецслужбам, публикуя данные об их орбитальных шпионах. Людям невозможно запретить смотреть на звезды, и, сколь ни крась здоровенную, с автобус, высокотехнологичную хреновину светопоглощающими составами, все равно ее в Небе не утаишь, ибо Небо есть правда. Поэтому ЦРУ хитрило, как могло – оно шпионило за хантерами и прокладывало орбиту Мисти таким образом, чтобы спутник избегал тех мест, где могли сидеть в засадах матерые бородатые нерды с мощными астрономическими биноклями. В результате, если наблюдать за космосом из одной точки, шанс увидеть Мисти выпадал раз в семьдесят лет. Раз за человеческую жизнь, короче говоря. Неудивительно, что Мисти превратился в самый желанный приз, в этакий «Голубой Маврикий» коллекционеров спутников.

Зиро торопливо включил Светоч, проткнул космос лазером и, задержав дыхание, поймал Мисти лучом, испытав при этом такие же чувства, какие, наверное, испытывает энтомолог, накалывая на иголку безумно редкую козявку, дело всей его жизни.

Зиро выключил фонарик.

– Теперь и умереть не стыдно, – сказал он.

Зиро смотрел в звездную бесконечность и чувствовал, как уходит беспокойство, как страх, парализовавший его волю, вытекает по кончикам пальцев в землю. Зиро стало стыдно за свое малодушие, за боязнь за собственную жизнь, такую ничтожную перед Бесконечностью Неба. Эта Бесконечность всегда завораживала его, он и боялся ее и стремился к ней; в дни душевных затмений ему снился один и тот же сон – он ничтожный пиксель, безнадежно потерянный в богом забытой клетке бесконечной координатной сетки, он просыпался от собственного крика, подавившись беспредельным одиночеством. Зиро смирился. Это не то смирение, означающее безвольную покорность воле божьей, нет, это смирение, которое означает полную гармонию с законами Вселенной, законченность, порядок и внутреннюю свободу; Зиро чувствовал, что снова берет в руки нить своей судьбы, которая всегда вела его по жизни.

Зиро достал Меч и поднял ввысь, наблюдая за игрой света на металле; он разглядывал клинок, который так круто поломал его жизнь, едва в ней появившись. В этот момент вселенской паузы он не чувствовал себя, он полностью растворился в великой пустоте, роднившей его с каждой вещью в мире.

– Будь что будет, – сказал Зиро Небу. Он поднялся, вернул Меч в заплечные ножны, отряхнулся и вышел на свет.

На празднично украшенных улицах Воркуйска-8 было полно народу. Все улицы, примыкающие к площади Революции, перекрыли, превратив в пешеходную зону. Казалось, все население города высыпало на улицы. Народ был пьян и счастлив, нарколарьки работали с максимальной нагрузкой. Зиро нырнул в толпу; он шел среди всех этих шумно-веселых людей, и ему было страшно одиноко, так всегда он чувствовал себя среди большого скопления людей. Зиро вообще не очень любил людей. Это чувство проистекало не из какого-то невротического человеконенавистничества, это была не ненависть, скорее стыд. Зиро всегда как-то обостренно чувствовал человеческую природу, и ему было обидно за всеподавляющую человеческую тупость. Именно поэтому Зиро так любил компьютеры. Компьютерами движет логика. С компьютерами всегда можно договориться. Не то что с людьми.

Компьютеры… Теперь о них можно забыть.

Зиро, куря одну сигарету за другой, бесцельно слонялся по улицам, созерцая и реконструируя по долетающим до него обрывкам разговоров человеческие характеры, ни о чем особо не думая. Он просто ожидал решения Вселенной на свой счет. Аи молчала – ничего не происходило.

Только ты, дорогая моя, и я, думал Зиро. Одни против всех.