Нуменал Анцельсы

Плита солнца надвинулась настолько, что казалось, она вот-вот рухнет на “Ясон”. Оценить размеры мегамассы из-за отсутствия линии горизонта не представлялось возможным. По мере приближения, на гигантском огненном холсте, сплошь затканном извивающимися пламенными гелиоглифами, на фоне супергрануляции, там, где скорость свободных электронов падает и уже могут образовываться атомы, проявились контуры рождающихся на границах конвективных ячеек гофров: спиральных структур из смеси вещества и силовых полей. Отовсюду, сжигая тени, бил свет. Все смешалось: дыхание короны, стаи солароидов, вспышки ультрафиол, сыпь эрупций, мегатурбулентность, всплески фотонного излучения, сгустки и струи огня, беснующиеся гипертермальные вихри.

Но чем сильней проявлялся натиск стихии, тем активней срабатывала защита. Корабли ТГ-флота были устроены по принципу: на действие — усиленное противодействие. Одну из основ этого принципа составлял так называемый метод магнитной терморегуляции. Атомные структуры атермального корпуса корабля в случае перегрева выводились в режим “нуль-колебаний”. Тем самым температура оболочки могла быть снижена до миллиардных долей кельвина. Получалось так: чем жарче становится снаружи, тем холоднее может оказаться внутри — был бы источник магнитного поля, желательно естественного происхождения, чтобы не задействовать бортовой энергосервер. Когда-то на учебном гелиоскафе Шлейсер спускался в солнечные недра, где температура превышала миллион градусов. Тогда магистрат ГУРСа чуть не отстранил его от практики. Случилось так, что в ручном режиме управления он едва не заморозил членов экзаменационной комиссии, умудрившись снизить температуру внутри vip-модуля до температуры арктической стужи.

Примерно такое же испытание предстояло пройти и “Ясону”, но в щадящем режиме: вхождение в конвективную зону заданием не предусматривалось. Аллоскаф предназначался для работы в иных условиях и для других целей.

Ровно работали гравистаты, спектрозональные синтезаторы, антиаттракторы ЕМ-поля. Террагерцевые излучатели выискивали в ближнем космосе малейшие проявления аномальности, а рефусы мгновенно их диагностировали и тут же, в случае необходимости, компенсировали признаки любого, будь какой причиной вызванного гелиокаприза.

Перед тем, как зависнуть над “метаастралом”, артинатор еще раз подверг анализу сведения о состоянии субэкваториальных поясов.

В области аномалии плазма действительно проявляла повышенную активность, но не более.

Положение ”Ясона” выбрали так, чтобы иметь возможность отслеживать все изменения в текстуре фотосферы, и в то же время не оказаться в тисках гравитационной перильстатики. Пульсации звезды не ощущалось. Да ее и не было, как таковой. Солнце — это не Эбогард, в системе которого Шлейсер провел без малого полтора года. Тот пульсировал так, что окажись на месте Солнца, граница его конвективной зоны в периоды максимума перекрывала бы венерианскую орбиту.

Артинатор ввел в рабочий режим стереомониторы анаглиматоров. Теперь любой участок поверхности мог быть воспроизведен во всех частях спектра и в разных масштабах. Управляемые им ПФ-тенденсаторы приступили к сбору и обработке информации.

С высоты стационарной орбиты отчетливо просматривались фрагменты основных гелиоструктур. Поначалу наблюдаемая картина особого интереса не вызывала. Каких только космогонических чудес не насмотрелись кампиоры за время работы в ГУРСе. С какими только проявлениями астрогенеза не приходилось иметь дело. Карлики и супергиганты; умирающие звезды и еще не раскрытые планкеоны; сжатые до невероятной плотности массы и субразреженные конденсации. Всего не перечесть. В отличие от них, Сета, только готовящаяся к вступлению в ряды инфортационного корпуса, не могла оторвать глаз от огнецветной, исходящей чуждым земному естеству жаром, не укладывающейся в мыслимые масштабы пангелии, и буквально сгорала от желания разгадать секрет необычных гипервыбросов.