Нумерация с хвоста. Путеводитель по русской литературе

Степан – бывший мент, ставший писателем, но иногда помогающий своему прежнему начальнику распутывать наиболее головоломные происшествия. «Расследование» происходит в пародийно холмсианском стиле: едва выслушав условия задачи, Степан моментально восстанавливает цепочку событий, ставшую причиной преступления. Ватсону-майору остается только приговаривать: «Степа, а ты понимаешь, что это ненормально», «ты похож на поехавшего по фазе Пуаро», «мозг твой устроен не как у нормальных людей».

С мозгом Степана в самом деле не все гладко. Пережив одно ОЧЕНЬ странное, более чем кафкианское утро, он сталкивается с тем, что все его домашние поочередно начинают пропадать из его жизни, безвозвратно, как стертые файлы: сначала собака Джойс, потом сын Велимир, затем жена. Единственный, кто уверен, что они вообще существовали, – сам Степан; никак рационально это объяснить невозможно, и чем дальше, тем меньше надежд на то, что реальность, устроенная рационально, вообще существует.

Нечто несусветное творится не только со Степаном: у всех здесь есть двойники, которые ругаются, кто из них настоящий, а кто самозванец; персонажи путаются с авторами, события не заканчиваются, а продолжают повторяться, мутировать и взаимодействовать со своими отражениями. С неба падают слоны… маньяк заражает женщин неизлечимой болезнью… сумасшедший хакер варит компьютерные детали в азотном супе. Сами персонажи пытаются понять – то ли это сон, то ли сон внутри сна, то ли галлюцинация человека, находящегося в коме, то ли просто они все попали в мозг безумного писателя. Когда Степан объясняет майору свою теорию о том, что никакой реальности, возможно, нет, а есть только мозг, плавающий в формалине, тот говорит: «Пелевинщина какая-то». Точно, пелевинщина, похоже; или мамлеевщина – сюрреалистическое смешение миров; а еще это похоже на то, как если бы в дурные бесконечности романов Роб-Грийе вдруг попали персонажи Александры Марининой.

Роман – который, по идее, должен был бы в конце концов благополучно развалиться, как все шибко веселые сюрреалистические комедии, удивительным образом, наоборот, подтягивается; он закольцовывается, как набоковский «Круг», – и заканчивается там же, где начинается; голова кусает хвост.

И каким бы абсурдным ни показалось описанное, это вовсе не галиматья, кривляние и литературное шпагоглотательство. И метафора в названии понятна: «соска» – это суррогатная реальность, подведенная непосредственно к мозгу, который впитывает ее напрямую – и принимает за подлинный мир. И даже история про слонов, падающих с неба, – не с потолка взялась: все то же самое – сброшенный балласт телесной оболочки, событие, после которого остается чистый мозг, интеллект. В сущности, перед нами нечто вроде зеноновской апории: если то, что мы обычно принимаем за «реальность», если вдуматься, наверняка порождено каким-то интеллектом, то и миры, генерируемые другими интеллектами, не менее реальны – и если уж на то пошло, могут взаимодействовать между собой. Разумеется, постмодернизм, причем самого радикального толка – разницы между местностью и картой местности не существует, мир-есть-текст; но не эпигонский, не выдохшийся, а свежевыжатый экстракт реальности.

Удачная, виртуозная работа, остроумная ирония над чересчур «стабилизировавшейся» в нулевые реальностью; похоже, то, что называется «метафизический реализм», на Мамлееве не закончилось.

Ольга Славникова «Любовь в седьмом вагоне» «АСТ», «Астрель», Москва

Это сборник, и десять рассказов, из которых он состоит, были написаны, признается Славникова в предисловии, для распространяемого в поездах дальнего следования журнала «Саквояж-СВ». Ни у редакции, ни у пассажиров поездов нет ни малейших оснований быть недовольными заключенным контрактом: ведомственную тематику подрядчик соблюдает неукоснительно – есть тут и заглядывающие в купе проводники, и стук колес, и случайные попутчики, и сверхскоростные локомотивы, и вокзалы, и катастрофы века, и трехгранные ключи, и дрезины, и шпалы.

Пожалуй, с легкостью можно назвать этот сборник худшим из того, что было опубликовано О. А. Славниковой, за последние лет десять – точно.

Дело в том, что хорошие рассказы (которых здесь три – «Сестры Черепановы», про уральское Макондо, «Вещество» и «Норковая шапка В. И. Падерина») воспринимаются как должное, тогда как посредственные («Русская пуля», «Старик и смерч», «Под покровом Моцарта», «Любовь в седьмом вагоне») кажутся отвратительными.