Нуониэль. Часть первая

Мне удалось доползти до трупов разбойников и схватить их мечи. Один я кинул Ломпатри. Рыцарь поднялся на ноги и напал на Акоша, который уже чуть не расправился с Закичем. Они бились посреди развороченной горницы, наступая на яства, спотыкаясь о кружки и скользя по залитому кровью полу. Сначала Акош выбил из рук Ломпатри меч, потом рыцарь, ударом ноги, лишил главаря дубины. Сойдясь в рукопашную, они лупили друг друга, нанося тяжёлые удар, которые слышала вся провинция от северных гор, до южных полей. Акош был тот ещё верзила, и даже рыцарю, который сам в плечах – косая сажень, пришлось туго. Всё же ловкость, армейская выдержка и пот, пролитый в упорных тренировках, сделали своё дело: рыцарь одержал верх над необузданной силой дикаря. Ломпатри потеснил Акоша к камину, поставил его на колени и несколькими прямыми ударами в челюсть уложил противника. Скинув с плеч изорванный и уже никуда негодный кафтан, Ломпатри взял табуретку и топорик для рубки щепок, который лежал у камина. Положив руку потерявшего сознание Акоша на табурет, рыцарь яростно хватанул по ней топором и оттяпал четыре пальца. Акош мгновенно пришёл в себя и взвыл. Он метнулся в сторону, споткнулся и угодил прямо в пламя камина. Ломпатри потащил его за ногу и, как следует, треснул ему по челюсти обухом топора. Стряхнув с табурета отрубленные пальцы, он положил другую руку Акоша на эту трёхногую, шатающуюся плаху и снова ударил топором. Акош заорал. Его лицо скривила агония. В широко открытом рту желтели залитые кровью зубы. Ломпатри в ярости схватил табурет и сильно вмазал им по голове Акоша. Табурет разлетелся в щепки, а главарь разбойников упал лицом в пол, залитый кровью и брагой. Несчастный выл и кашлял, захлёбываясь кровавой смесью. Но ему стоило бы радоваться, ведь он остался один: все его спутники уже отправились в мир иной.

Ломпатри жестом приказал Вандегрифу и Закичу схватить главаря. Те подняли его за руки и поставили на колени перед Ломпатри. Рыцарь взял мизерикорд Вандегрифа и приставил к горлу Акоша.

– Ну как, холоп, пахнет тебе жареным? – тяжело дыша, спросил Ломпатри. В ответ он услышал только крик: главарь бился в агонии. – Да, да. Это тебе не крестьянских детей воровать.

– Провались ты в бездну, Белый Единорог! – заорал Акош.

– Ах, вот оно что? – удивился Ломпатри. – Я думаю, пальцев маловато. Нам стоит отрезать ему язык. Что скажете, господин Вандегриф?

– Вы поразительно изобретательны, господин Ломпатри, – ответил Вандегриф, удерживая брыкающегося Акоша. – Нам незамедлительно стоит провести это полезнейшее действо.

– Однако, раз уж он пленный, то, выходит, его нельзя подвергать истязаниям, господин Вандегриф, – заметил Ломпатри.

– Насколько я могу судить, господин Ломпатри, этот человек пока не сдался нам, а поединок до сих пор не окончен. Тем более, как вы сами не раз говорили – сражение выигрывает тот, кто использует все доступные средства, не гнушаясь ничем.

– Чтоб вы все провалились! – кричал Акош. – Забери вас тьма!

– Язык необходимо вырезать сию же минуту, – сказал Ломпатри и поднял с пола столовый нож для нарезки мяса, измазанный в крови и с прилипшими к лезвию волосами.

– Полностью согласен, господин. Однако, возможно, господин рыцарь, нам стоит сначала выведать у него, куда же разбойники спрятали деревенских детей? – спросил Вандегриф, обеспокоившись тем, что Ломпатри и в самом деле оттяпает язык этому верзиле.

– Пустое, господин Вандегриф, – отмахнулся Ломпатри, хватая Акоша за челюсть. – Я знаю, куда они их дели. Выяснить это оказалось не так и сложно. Видите ли, господин, простолюдины донельзя предсказуемые. Все их решения можно просчитать на несколько шагов в перёд. Будучи командующим в королевском войске, я предсказывал действия неблагородных каждый день. И весьма успешно. Возьмём, к примеру, хорошего, сильного мужика. Природа одарила его большими руками, и широкими плечами. Такому молодцу работать и работать! А тут возьми, и начнись война! Но если наш мужик обладает хоть толикой разума, то он и в ратном деле проявит себя. И не чуть не меньше, чем в мирном созидании. А если же мужик глуп, как впрочем, большинство из его слоёв, то на войне от него не будет проку. Пусть он выше остальных на голову и способен голыми руками раздавить череп врагу – если он простофиля, то не поднимется до сотника ни в жизни. Да и в десятниках не задержится, ибо в первой же атаке поведёт себя непредсказуемо и глупо. И что же ему останется делать по окончании войны, спросите вы? Вернуться к полю, к тяжёлому труду? Научившись убивать, наш верзила наверняка подастся в разбойники. Причём где-нибудь подальше от родных краёв. Примкнёт к какой-нибудь шайке и станет наживать добро на чужой беде. Верно я говорю, главарь?

Акош уже не кричал. Он тяжело дышал, но всё же слушал Ломпатри, державшего его за челюсть. Слушал внимательно, хмурился. Потом он дёрнул головой, и рука рыцаря слетела с его подбородка.

– Кончай свой трёп, Единорог, – прохрипел Акош. – Я знаю, что не выйду живым отсюда.