Он бы расстроился еще больше, если бы узнал, что продюсеры фильма были решительно настроены против него с самого начала. «Валентино» потерпел фиаско, твердили они. А Дэвид Бегельман, по словам Тобэка, даже спросил: «Неужели мы не можем найти на эту роль американского гетеросексуала?» Продюсеры «полагали, что зрители воспринимали Нуреева гомосексуалистом. И предлагали мне три десятка других имен, что означало: “Возьмите любого, только не Нуреева”», – рассказывал потом режиссер. Но выбор Тобэка был окончательным. А на его решение повлиял не фильм «Валентино», а телеинтервью Рудольфа, в которых режиссер разглядел «необычную, ненормальную, извращенную сущность. [Нуреев] не представал на экране традиционным романтическим героем, как можно было бы ожидать. В нем сквозило странное безумие, которое он не мог скрыть»[288].
Согласившись на гонорар в двести тысяч долларов наличными за двадцать три дня работы, Нуреев за неделю до съемок неожиданно потребовал повысить его еще на сто пятьдесят тысяч. У Тобэка, с трудом изыскавшего средства на свой фильм, не осталось иного выхода, как заплатить Рудольфу из своего собственного заработка. Сами съемки прошли вполне гладко; Тобэк и Нуреев часто обедали вместе на съемочных площадках в Париже и Нью-Йорке. Выпускнику Гарварда и бывшему преподавателю английского языка, Тобэку запомнились «продолжительные беседы» с Рудольфом о Достоевском, Малере и философии: «Что бы я ни читал, он уже интересовался этим или даже уже знал. Редко что-то новое оставалось им незамеченным». Тема секса привлекала танцовщика не меньше, чем сам сексуальный контакт. И он с пристрастием «допрашивал» Тобэка о его половой жизни. «Его интересовал секс в любых проявлениях. Он мог прервать ланч ради того, чтобы кого-нибудь подцепить, и всегда возвращался с улыбкой на лице». Прочитав письма Флобера из Египта, Рудольф заявил журналисту: «Секс служил для Флобера освобождением. И для меня он тоже освобождение… да-да, освобождение».
Зная, что у Настасьи Кински были «романтические представления о Нурееве», Тобэк надеялся передать их на экране. Рудольфу нравилась Кински, но, когда режиссер попытался поощрить его интерес к ней, танцовщик ответил полушутя: «Скажите ей пришить себе член и отрезать сиськи, тогда я об этом подумаю». В результате Тобэк переделал их единственную любовную сцену, заставив Рудольфа играть смычком скрипки на ее теле. Во время зимних съемок Рудольф постоянно жаловался на усталость и беспокоился о том, что стареет. Тобэк и Кински были поражены, услышав от него однажды: «Я уже не так красив, как прежде». И поспешили заверить его в обратном.
Довольный своей игрой, Нуреев энергично рекламировал фильм на разных ток-шоу и пригласил Жаклин Онассис на премьерный показ на Манхэттене. Но когда героя Рудольфа убивают в перестрелке в конце фильма, Жаклин, по свидетельству Тобэка, «вскрикнула», закрыла лицо руками и не убирала их, пока в зале не зажегся свет. «Простите, – прошептала она Рудольфу. – Я просто не смогла на это смотреть». Критики тоже не нашли, на что там смотреть, и публика фильмом не заинтересовалась. Увы, вышедший на экраны в апреле 1983 года «На виду» положил конец кинокарьере Нуреева.
С началом съемок в конце 1981 года совпало завершение связи Рудольфа с Робертом Трейси. То прекращаясь, то вновь оживая, она никогда не была моногамной. Нуреев с Трейси регулярно наведывались вдвоем в бани Сент-Маркс в Нью-Йорке, и Рудольф продолжал свои активные поиски новых сексуальных партнеров. Но летом 1981 года, на гастролях в Каракасе, Нуреев обвинил Трейси в том, что тот увел у него красивого венесуэльского юношу, вызвавшего его интерес. На самом деле этот юноша только подвез Роберта к его отелю после вечеринки. Рудольф в это не поверил, и когда Трейси вернулся в их апартаменты, заехал другу в глаз. Перепугавшийся Роберт провел ночь в соседней комнате. Вскоре они помирились, но уже через неделю, в Вероне, их приподнятое настроение улетучилось. Рудольф обвинил Трейси в том, что опоздал по его милости в класс. Но подлинной причиной всех их ссор была власть: Рудольф обладал ею, а Роберт – нет. И, как Трейси признался одному из приятелей, его возмущало то, что все смотрели на него «как на мальчика на побегушках при Рудольфе». Он также ревновал Нуреева к его новому увлечению – итальянскому танцовщику. В итоге Трейси ушел, правда, недалеко: у него уже начался роман с итальянской графиней Джованной Августой, богатой поклонницей Рудольфа, с которой он познакомился в Риме. Нуреев посчитал экс-любовника неблагодарным. Ведь он разучил с Трейси партию Голубой птицы в своей постановке «Спящей красавицы», и Роберт должен был ее впервые станцевать через неделю после их разрыва с балетом Венской государственной оперы. Расставшись с Нуреевым, Трейси лишился столь редкой возможности.