Нуреев: его жизнь

Его чрезмерная самоуверенность и независимость вызывали возмущение в труппе, где во главу угла ставились субординация и уважение к старшинству. В балетном классе в первый ряд, как правило, вставали старшие члены труппы, но Рудольф тоже норовил оказаться впереди, да еще и в самом центре; и его не смущало, что он занимал чье-то место. Соперничая друг с другом за участие в спектаклях (солисты обычно исполняли ведущие партии раз или два в месяц), танцовщики не горели желанием уступать место новичку-татарину. Владилен Семенов, бывший тогда одним из солистов, вспоминал, как однажды утром увидел Рудольфа, переодевавшегося в артистической уборной в тренировочный костюм… стоя на столе. «Думаешь, ты и здесь выше всех?» – поддразнил его Семенов. «Почему бы и нет?» – ответил Рудольф. В то время труппа Кировского впечатляла обилием великолепных танцовщиков – от элегантного принца Константина Сергеева до динамичного Бориса Брегвадзе и царственного Аскольда Макарова. Но Рудольф только фыркал, когда они пытались ему что-то советовать. «С чего вы взяли, что можете меня поучать? – огрызнулся он однажды Сергееву, когда умудренный многолетним опытом первый солист балета и балетмейстер попытался его поправить. – Вот мой учитель», – указал ему на Пушкина Рудольф.

Неуважительное отношение Нуреева уязвляло танцовщиков, но еще больше их задевало и удивляло то, как «нянчился» с ним Пушкин. Когда Рудольф однажды перетрудил ноги, Пушкин принес в зал тазик с водой, чтобы тот мог сделать ванну для ног. По рассказу Аскольда Макарова, танцовщики глазам своим не поверили. И все дружно уставились на педагога. «Мне это сделать не трудно, – пояснил им Пушкин, – а ему надо беречь свои ноги».

Не все танцовщики питали неприязнь к Рудольфу, хотя, как замечает Никита Долгушин, общаться с инакомыслящим было рискованно. Да и сам Нуреев не располагал к сближению. По мнению Долгушина, «он ощущал свою провинциальность и пытался скрыть это за маской презрения. А на самом деле, только притворялся. Он не считал себя выше». Увы, маска выглядела вполне убедительной и побуждала многих танцовщиков придумывать способы, как бы ему досадить. Когда Рудольф разогревался перед спектаклем, они не раз пытались его оттеснить, не оставляя пространства для выполнения упражнений. Рудольф, естественно, стерпеть такого не мог. Он «разбегался, толкал их, сшибал с ног, и обе стороны вскипали от возмущения».

Еще большее смятение у них вызывало нежелание Нуреева соответствовать шаблонам. Он первым из мужчин начал танцевать на высоких полупальцах и вытягивать ногу высоко вверх. «Мужской танец в России был очень брутальным, – отмечал он через несколько лет. – Они не представляли себе, что можно быть лиричным, что мужчина мог исполнять женские па, а я это делал. Они не были… эмоциональными…» В результате многие танцовщики труппы упрекали его в женственности и отсутствии классической «чистоты». И в то же время они пристально наблюдали за ним и подпадали под его влияние. «То и дело кто-нибудь еще, сам того не сознавая, поднимался на полупальцы выше, чем требовалось, – признавал Долгушин. – Пятые позиции стали более точными».

А вот зрителям Нуреев не казался женственным – скорее, необычным. «Он действительно выглядел “белой вороной”, – рассказывал критик Геннадий Шмаков, – не только потому, что не был “аккуратным” танцовщиком (и никогда им не стал), но и потому, что зрителя настолько захватывали стремительность его движений, его уверенность и кошачья грация, что даже самый зоркий глаз не замечал его технических погрешностей. Да они и не имели значения, настолько волнующим было его нахождение на сцене».

Поздний старт обрек Рудольфу, на необходимость всю жизнь интенсивно оттачивать свою технику. Он тренировался до изнеможения. «Многие удивлялись: что за странный тип?» – вспоминала Татьяна Легат. Но если раньше во время тренинга в училище Рудольф захлопывал дверь перед носом любопытствующих, то теперь он намеренно оставлял ее открытой – чтобы ученики могли наблюдать за «деревенщиной», которого их директор объявил непригодным для обучения. И правда, его лучшим ответом был великолепный танец.