Нурик. Демиургическая трагедия

— Поп Лихой Упырь — это тоже ты?

— Ну да, а что? Тут всё официально, даже Совет Богов в курсе, что я — Лихой Упырь

Аутлуков махнул рукой, переступил через кипу средневековых бумаг, снёс плечом стопку берестяных грамот и снова навернулся о сундук.

— Оно и видно, Нурик, оно и видно…

Флешбек.

Ньярлахотеп призывает варягов на княжение

Во мраке северной ночи через метель по сугробам пробирался одинокий викинг, держа за пазухой что-то булькающее и дорогое сердцу. Острым взглядом из-под железного шлема он высматривал возможные засады. Путь через спящие фьорды был чист.

Викинг завернул за брошенный сарай и краем глаза уловил молниеносную тень. Через мгновение что-то тяжёлое свалилось на его голову, а потом ударило под дых, в ушах зазвенело и ноги подкосились. Норд не пал духом, но пал телом и потерял сознание.

Тёмная высокая фигура в балахоне склонилась над телом, достала из-за пазухи воителя бутылку и запихнула в карман балахона. Потом склонилась ещё раз, закинула тело на плечо и понесла к стоящим неподалёку саням, куда и водрузила гордого витязя. Запрыгнув в те же сани, фигура схватила вожжи, и кони тронулись в путь — к заснеженным полям.

Продрав глаза и приподняв голову, викинг увидел широкую спину извозчика в балахоне.

— Т-ты к-кто т-такой? — Простучал зубами он похитителю, щуря глаза.

— Я Ньярлварр Хотепсон — Конунг кижовских фьордов.

Витязь взялся за ушибленную голову, повертел ею в разные стороны, мучительно что-то вспоминая.

— А я к-кто? — Выдавил он немножко растерянно.

— А ты Рюрик.

— А, д-да… точно… А что тут происходит?

Ньярлварр Хотепсон медленно повернул голову к варягу.

— Пришлось призвать тебя княжить на Руси.

— ЧЕГО?! Какой ещё Руси? — Попытался сесть Рюрик, но не сдюжил и снова завалился.

— Ну словены всякие, чудь, кривичи, мери, да какая вообще разница! — Махнул рукой конунг Ньярлварр. — Лишь бы люди были хорошие.

— А я тут причём вообще? — Не унималась варяжья рожа.

— На тебя летописи будущего перстом указали. Вот склеиваю теперь историю! — Громогласно возвещало древнее зло, указывая пальцем вверх.

— Ух, мудрёно как, — Проскрипел викинг и привстал на локтях, — А куда мы едем-то?

— На Ладогу. Там уже будем думать на месте, как тебя конунгом провозглашать. Ты, главное, рожу мудрую делай, дескать, повидал и вообще. А там разберемся.

— Какую рожу делать, что повидал, ничего не понятно совсем…

— Ну вот как на памятнике тысячелетия России чтобы рожа была: величавая и державная, — Пустился в разъяснения дух смерти.

— Сложный ты человек, конунг. У ромеев, что ли, научился? Я ни слова опять не понял.

— Вот вроде единый госэкзамен ещё даже не ввели, а они уже ничего не понимают, — Буркнул Ньярлварр будто сам себе и осуждающе покачал головой.

— А можно меня обратно? Мне там как-то понятнее.

— Нельзя.

На городской площади, заполненной людьми, перед народом стояли двое: высокая фигура в черном балахоне и лохматый крепкий варяг придурковатого вида, будто ушибся в дороге, но зато в кольчуге. Ньярлахотеп поднял руки вверх и по тучам прокатились молнии.

— Вресноту реку ибо вседушно! — Оглушительно заорал он, задрав вверх капюшон.

— Возглядати, братыя, волхв! — Заголосили одни.

— Воздаяние ганаетъ. — Перешептывались другие.

— Земля наша велика и обилна, а наряда въ ней нѣтъ! — Принялся нагнетать Ньярлахотеп. — Возглядати! Всезлобныя безгодие, брань, велеречие, вериги! — На этих словах тучи сомкнулись на небе и поднялся бешеный ветер.

Молнии начали бить совсем рядом и люди испуганно переглядывались. С каждой секундой становилось холоднее, со всех сторон подступал туман, небо сделалось чёрным от туч. Суеверный народ охватила тревога.

— Во еже вспомогати вам Вышний и вы гобзовати! — Ньярлахотеп поднял ладонь вверх и выдержал театральную паузу, пока небо вокруг ладони прошивали искры молний. Рюрик стоял ни жив, ни мёртв, да искоса поглядывал то на людей, то на конунга Ньярлварра Кижовского.

— Даждь княжити Рюрику-варягу! Дабы возблагодати! — Ладонь Ньярлахотепа сжалась в кулак и на небе оглушительно громыхнуло. — Так возблагодати, что ого-го! Истинно глаголаю, Рюрик? — Ньярлахотеп еле заметно пихнул локтем викинга.

— Э, ну… Ого-го!

— Ей, люд ладожскай?! — На этом возгласе Ньярлахотепа молния ударила по центру площади, чудом никого не задев. — Ей?!

— Ей, ей! — заорали со всех сторон — Живити, избави Пярун от лиха сваво, ой люли-люли!

Свершилось.

На следующий день Рюрик сидел в ратуши и писал письма братьям Синеусу и Трувору, чтобы тоже приезжали, а также брату Огдару, чтобы не приезжал, ежели жизнь дорога. В голове был полный бардак, даже аппетит пропал. Шишка на голове болела, но душа болела ещё сильнее, особенно там, куда пришелся вчерашний удар конунга.

Перепуганные люди побежали разносить весть о воле богов по всем сёлам и весям.

На Руси затевалась новая жизнь: весёлая и исторически выверенная.

— Ньярлварр… ну ты это… бутылку хоть верни — вон в кармане у тебя торчит, я всё вижу.

— Хрен тебе, Рюрик, — это моя плата будет за хлопоты. — Буркнул Ньярлахотеп, даже не взглянув на княжий светлый лик.