Взбираемся все выше, гладкий асфальт сменился тряской проселочной дорогой, снова вместо пальм вокруг нас черные стволы гигантских папоротников. Вот и Телага-Бодас — «молочное озеро», залившее кратер не успокоившегося еще вулкана. Вода озера окрашена гидратом окиси алюминия в белый цвет. Лес да и вообще растительность словно не решается подступить вплотную к его берегам, покрытым спекшейся коркой вулканической грязи и камнями. Даже в отдалении от озера листва деревьев, так же как в Папандаяне, имеет какой-то красновато-бурый оттенок. А само озеро бурлит от выхода газов, в одном его конце слышен постоянный грохот, напоминающий гул водопада.
Геолог-поисковик Никольский показывает нам небольшие вышки, он ведет здесь разведывательное бурение. Потом провожает нас в небольшую, но пользующуюся широкой известностью лощину. Это своего рода «долина смерти». Ее местное сунданское название Паджагалан (Бойня Явы). В этой лощине скапливаются и своеобразно мумифицируются трупы мелких млекопитающих, птиц, пресмыкающихся. Дело в том, что из расположенной здесь естественной скважины выделяются вулканические газы. Вот и сейчас мы ощущаем сильный запах сероводорода.
— Это ничего, — говорит Никольский, — сейчас здесь безопасно, но когда этот неприятный запах почти исчезает, значит пошла углекислота. Тогда берегись. Можно свалиться замертво, как все эти, — и он показывает на разбросанные, словно на поле битвы, тела зверьков и птиц.
Встретить представителей яванской фауны в природных условиях не так-то легко, поэтому я с интересом рассматриваю эту своеобразную коллекцию. Здесь и остромордая с кисточкой на хвосте тупайя, и неправдоподобно длинная мангуста, и белки как обычные, так и с шерстистой перепонкой между передними и задними лапами — рукокрылы. Из птиц злая судьба занесла сюда пеструю с оранжевыми пятнами вокруг головы майну, черных ласточек, маленьких длинноклювых нектарниц. Шкуры и перья в этой атмосфере сохраняются хорошо, а тела ссыхаются и кости становятся очень ломкими.
На этой площадке невольных самоубийц разбросаны и рептилии: небольшой варан, рогатая жаба, несколько змей — короткий и толстый, очень ядовитый тригоноцефал и безвредная, но удивительно красивая древесная змея дендрофис.
Снова спускаемся к «молочному озеру». Нельзя ли в нем выкупаться? Нет, в самом озере вода слишком горяча, но вот в одном месте сохранились полуразрушенные деревянные купальни. Рискуя переломать себе ноги об обломки досок и бревен, забираемся в горячую, пузырящуюся от выходящих газов воду и подолгу нежимся в ней.
На обратном пути обедаем в Гаруте, в китайском ресторанчике. Наши геологи, знакомые с китайской кухней в лучшем случае по московскому ресторану «Пекин», настроены скептически. Только Альберт все думает, что бы поэкзотичнее ему заказать.
— А у вас есть лягушачьи лапки?
— Пожалуйста.
Через несколько минут они на столе, запеченные в тесте. Геологи переглядываются, никто не решается начать. Однако через двадцать минут «господин МИПИ» видит, что следует заказать вторую порцию, а затем и третью. Действительно, лапки лягушек очень вкусны, они напоминают мясо самого нежного цыпленка.
Разнообразие блюд китайской кухни удивительно велико. Более того, существует, если я не ошибаюсь, четырнадцать различных кухонь, совершенно разных как по набору блюд, так и по характеру их приготовления. Одна отличается преобладанием сладких блюд — и мясо, и даже рыба приготовляются в сладких соусах, для другой характерна жгучая острота приправ, для третьей — приправы острые, но не жгучие и так далее. Вопреки распространенному предрассудку неаппетитных блюд в китайской кухне нет, есть только непривычные.
Недаром чешский писатель Н. Фрид в своей очаровательной книжке «С куклами к экватору» приводит высказывание одного американского журналиста, который, коллекционируя всю жизнь разнообразные проявления комфорта, суммировал результаты таким образом: «Я хотел бы провести остаток своей жизни в горах Явы, с японской женой, китайским поваром и американской уборной».
Следующая поездка на затопленные кратеры вулканов Кавапути и Кава-Чивидей. Название «Кавапути» уже не сунданское, а яванское. «Кава» — озеро, «пути» — белое. Зато в названии второго озера яванское «кава» мирно соседствует с сунданским «чи» вода.
Кавапути во многом похоже на Телага-Бодас. Та же кипящая от пузырьков выходящего газа вода, тот же молочно-белый цвет, та же скипевшаяся корками поверхность грунта по берегу. Однако выходы фумарол здесь не только в воде, но и на суше. Валентин сел было на глыбу засохшей вулканической грязи, но глыба вдруг разъехалась немного и из образовавшейся трещины повалил пар. Он был не особенно горяч и бил не слишком сильной струей.
— Ничего, — решил Валентин, — посижу погреюсь. Для моего радикулита это только полезно.
Я сидел рядом с ним и вдруг увидел, что брюки его пошли сзади красными пятнами. Валентин вскочил, по было уже поздно. Не прошло и суток, как эти красные пятна превратились в обширные дыры.