Нусантара

Итак, как это ни парадоксально, на Яве наиболее изысканно изъяснялись (сейчас в связи с общей демократизацией многие из этих свойств языка ушли или уходят в прошлое), наиболее церемонно и учтиво говорили люди, стоявшие на самой низкой ступени социальной лестницы. Это не могло не оставить отпечатка на всем характере яванского народа. Он в целом отличается не просто вежливостью, а изысканной учтивостью. Для рыбака, крестьянина, разносчика, рикши-бечака и теперь самым большим оскорблением звучит намек на то, что он куранг ад-жер — недостаточно благовоспитан.

Итак, мы отправляемся в Богор. Николай горестно прощается с нами. На ветровом стекле машины наклеен желтый с красным ободком треугольник. Спрашиваем у наших спутников, что это такое. Оказывается, треугольник означает, что это правительственная машина. Наша молодежь гордо задирает нос, но напрасно. Как мы узнали позже, этот значок укрепляется на всех машинах, принадлежащих государству, с тем чтобы пользующиеся ими чиновники не слишком разъезжали по своим личным делам по воскресеньям и вообще во внеслужебное время.

Хотя из Кебайорана в Богор ведет прямая дорога, мы сворачиваем по каким-то делам в центр Джакарты. Еще раз проезжаем по похожим на аллеи улицам города, усаженным тамариндами и тенистыми канари. Прежнее название Джакарты — Батавия… Вероятно, Валентин думает о том же, так как мурлычет старую экзотическую песню:

Есть в Батавии маленький дом…

Действительно, основной фон Джакарты составляют небольшие уютные дома, привольно раскинувшиеся среди тропической зелени улиц и садиков.

Он стоит на обрыве крутом.

А вот это уже выдумки. Город расположен на удивительно ровном месте, в дельте реки Чиливонг, плоской и прорезанной многочисленными каналами — еще недавно рассадниками малярии и желудочно-кишечных болезней.

Каждый вечер в двенадцать часов
Старый негр открывает засов.

Откуда здесь взялся негр — тоже непонятно. В Джакарте много китайцев, как и в других городах Индонезии, есть индийцы, арабы, но за все время пребывания в Индонезии мы не встретили ни одного негра.

И скрипит под ногами ступень,
И за тенью является тень.
И дрожит потревоженный мрак
От разгульных скандалов и драк.

Ну это, может быть, одна из теней прошлого. Индонезийцы народ очень мягкий и спокойный, драки для этой страны отнюдь не характерны. Не припомню, чтобы я видел хотя бы одну.

. . . . . . . . . .
Под бушующий моря прибой.

Нет, безусловно, эта песня сочинена где-то очень далеко от Джакарты-Батавпи, о которой чувствительный автор песни не имел ни малейшего представления. Порт Джакарты Танджунг-Приок находится, во-первых, довольно далеко от города, а во-вторых, «бушующий моря прибой» не услышишь и в самом порту, расположенном на берегах тихого залива.

Между тем машина уже вырвалась из городских транспортных пробок и поднимается по дороге берегом Чилп-вонга, который из грязного полустоячего канала постепенно превращается во вполне пристойную и даже бурную реку. Дорога по-прежнему окаймлена двумя рядами мощных деревьев — манго, канари, тамариндов.

Хотя мы уже отъехали далеко от города, дорога по оживленности продолжает напоминать городскую улицу. Снуют велорикши — бечаки, возвышаясь над своими колясками — ангконгами, спинки и ручки которых расписаны всевозможными картинками.

По дороге, позвякивая бубенцами и серебряными украшениями упряжи, проезжают низкорослые и ладные лошадки, запряженные в своеобразные кабриолеты бенди, едут крестьяне на дамских велосипедах (ведь их саронги ничем по существу не отличаются от женских юбок), на мотороллерах проносятся юноши и девушки. По специально отведенной для них с краю дороги полосе тянутся важные и медлительные зебу, парами запряженные в громоздкие арбы. Разносчики в плоских малайских шляпах керендеках несут на жердях самые различные товары — связки сахарного тростника, корзины с фруктами, мешки, ящики и громадные металлические бидоны. Они могут быть наполнены только чем-то невероятно легким, чтобы человек мог их не только поднять, но даже нести на плече по два сразу.

Уютные виллы с крутыми черепичными крышами и просторными верандами с низкой мебелью сменяются крестьянскими плетеными хижинами из бамбука или тростника под крышами из пальмовых листьев. Хижины эти без окон, но входная дверь занимает чуть ли не полфасада. Лавчонки токо и ресторанчики рума макан как бы выплескиваются своим содержимым на дорогу. На базарах груды фруктов, многие из них нам еще неизвестны. Тощие куры бросаются под колеса машины, и шоферу порой стоит большого труда обойти этих самоубийц.

В промежутке между очень часто расположенными здесь селениями проезжаем через поля сахарного тростника, кассавы (маниоки), тенистые плантации каучуконоса гевеи и пальмовые рощицы.