В такой близи мы ее еще не видели, а поскольку нам выпало удовольствие засвидетельствовать оказанные ею Питеру нежные услуги, мы оба, я и Бен, с трудом скрывали любопытство. Тесс – тихая, пухленькая девушка с бледным квадратным лицом, легчайшим намеком на темный пушок на верхней губе и чуть более пышную шелковистую поросль на предплечьях. Когда Питер представлял ее, она, с деланной скромностью потупив глаза, сказала каждому «Здравствуйте».
Тесс с Питером разговаривали быстро, почти беззвучно. По тональности и тембру голоса Тесс было понятно, что нервы у нее натянуты – в «Школьной ферме» назревал кризис, – и то, что они с Питером планировали, исполнить надлежало безотлагательно. Мы с Беном вернулись к бару за третьими кружками пива. Я к этому времени уже чувствовал себя пьяноватым.
– Ты только посмотри на них, – сказал я. – Глазам своим не верю. Это какой-то сон.
– Дурной сон, – ответил Бен. – Как теперь Питер развяжется с этой девчонкой? Что мы с ним сделали, Логан, а? О чем только думали, когда измышляли все это?
В голосах наших звучала обида, время от времени мы оглядывались на Питера с Тесс, даже не стараясь скрыть друг от друга зависть. На Питера, сидевшего, держа за руку крепенькую фермерскую дочку, я взирал едва ли не с ненавистью.
– Мне этого больше не вынести, – сказал я.
Бен посмотрел на часы.
– Без десяти десять, – сообщил он. – Пора позвонить в школу и сообщить, что мы заблудились.
Но тут дверь распахнулась и в паб вступили капитан Грегори с сержантом Тоузером.
Через полчаса я должен буду предстать перед Ящером. Нас разделили, точно арестантов, поместив каждого в отдельный кабинет. Дальнейшая моя судьба мне странно безразлична – я даже думаю, что изгнание из школы, меня, скорее, обрадует. С Беном то же самое: по его словам, чем быстрее он окажется в Париже, тем лучше – он пригласил меня присоединиться к нему. В ужасе пребывает один лишь Питер, – он боится того, что может учинить с ним, в случае его отчисления, отец.
Повезло нам только в одном: Тесс осталась незамеченной. Питер отскочил от нее, едва увидев входящих Тоузера и Грегори (те засекли нас у стойки бара и направились прямо к нам), да кроме того, им и в голову не пришло, что с нами может быть девушка. Настроение у них было поганое. Сент-Эдмундс захватил охраняемый Абби склад с возмутительной легкостью.
Ситуация еще и ухудшилась, когда мы не смогли отыскать ежевичные заросли, в которых спрятали винтовки: Тоузер костерил нас на все корки, пока, наконец, Грегори не попросил его заткнуться.
Только что в дверь просунул рыло Паркер, сказавший, что меня требует Ящер.
Позже. Буду сдержанным. Просто изложу факты и запишу последовательность событий, пока они еще свежи в моей памяти. Я не должен забыть этого, не должен забыть того, что произошло.
Я постучал в дверь и получил разрешение войти. Ящер стоял, скорбно глядя в окно, из трубки его летели искры. Он так и попыхивал ею, пока я торчал у него за спиной, я слышал неприятные хлюпающие звуки, слетавшие с его губ, – примерно такие же издает неисправная газовая горелка.
– У меня для вас дурные новости, Маунтстюарт, – произнес он, по-прежнему глядя в окно. – Однако выгонять вас из школы я не стану – и Липинга со Скабиусом тоже. Мне следовало бы отчислить всю троицу. А выгнать двоих и оставить третьего я не могу.
– Да, сэр.
Меня подмывало произнести что-нибудь дерзкое, наплевательское, кичливо безразличное, – но ничего не шло в голову.
– Дело в том, что дурные новости, которые я обязан вам сообщить не позволяют мне выгнать вас.
Я понял все еще до того, как Ящер прибавил хоть слово.
Он обернулся.
– С сожалением должен сказать вам, что отец ваш сегодня утром скончался.
А следом этот вонючий, ГРЕБАННЫЙ ублюдок высек меня. Двенадцать ударов тростью. Сказал, что до конца триместра мне запрещено покидать территорию школы, и что я должен буду оплатить стоимость потерянной винтовки. Потом распахнул дверь кабинета и вытолкал меня. И ни единого слова сочувствия. Надеюсь, он сдохнет в муках и будет гнить в аду.
Оксфордский дневник
Логан Маунтстюарт обосновался в Джизус-Колледже, Оксфорд, в Михайлов триместр 1924 года. Дневник возобновляется уже в следующем триместре, 24 февраля 1925-го. Тем временем, после кончины Франсиса Маунтстюарта его жена, Мерседес, продала дом в Бирмингеме и переехала в Лондон, в Южный Кенсингтон, где купила на Самнер-плэйс четырехэтажный, покрытый белой штукатуркой дом, который и обставила в собственном вкусе. Питер Скабиус также учился в Оксфорде, а Бен Липинг, как он всегда и намеревался, осел в Париже, где работал в художественной галерее, осваивая ремесло торговца произведениями искусства.
–––––––––––––––––
1925