На прошлой неделе хорошая рецензия в литературном приложении к «Таймс» – «Обаятельно и живо». «Шелли, каким, мы полагаем, он действительно был» – «Геральд». «Моруа разбит на голову. Наконец-то у нас есть английский Шелли» – «Мейл». Позвонил Родерику и узнал, что продажи оставляют желать лучшего – до сих пор разошлось всего 323 экземпляра. «А как же рецензии? – спросил я. – Может, вам стоит дать какую-нибудь рекламу?». Он забормотал нечто невразумительное насчет сезонного бюджета и весеннего дефицита. Письма с поздравлениями от Х-Д и, удивительное дело, от Ле-Мейна. Единственная проблема в том, что я, похоже, утратил интерес к моему роману. Написано около 200 страниц. Думаю, мне следует просто прикончить «Анну» посредством чахотки или еще какой-нибудь зловредной болезни.
Первый званный обед в Глиб-плэйс. Чета Коннолли, Лэнд, Х-Д с Цинтией, Родерик и молодой поэт, от которого он без ума, Дональд Кунан. В общем, все прошло, как мне кажется, неплохо: суп, баранья нога, трюфели, сыр. Много пили. Коннолли говорит, что попробует дать рецензию в «Нью стейтсмен». Поначалу он был каким-то ощетиненным, но довольно скоро помягчел. Нас позабавило открытие, что оба мы вышли из Оксфорда с третьей степенью по истории. «Единственный способ забраться наверх, – сказал я, – это как можно раньше упасть».
Лэнд уходила последней, перед дверью мы поцеловались. Нежный поцелуй – поцелуй будущей любовницы? Я проводил ее до Кингз-роуд, остановил такси. Она сказала, что август проведет в Париже – ей нужно поправить свой французский. Какое совпадение, сказал я, и мне тоже.
Взял «Конвейер женщин» у машинисток и отнес Родерику в «СиД». Он, похоже, удивился, увидев роман завершенным. «Название мне нравится, – сказал Родерик, но затем к нему вернулась всегдашняя его малодушная осторожность: – Он ведь не слишком скабрезен, правда? Мы не можем рисковать запретом книги». Я заверил его, что книга чрезвычайно скабрезна, но скабрезность ее хорошо продумана и не выходит за рамки приличий. Он предложил мне написать следом биографию Китса: «Шелли идет очень хорошо», – сообщил он.
Уоллас по-настоящему, я бы сказал, рассердился, узнав, что я самолично доставил рукопись издателям. «Это все равно, что отнять у меня меч и выдать взамен ножик». Я ответил, что не понял его. «Кровь пустить я еще в состоянии, но возиться придется гораздо больше». Как бы там ни было, «Спраймонт и Дру» предложили 100 фунтов, однако Уоллас заставил их увеличить сумму до 150, сказав, что и «Дакуэрт», и «Чапман энд Холл» сгорают от желания прочесть мой роман. Вследствие чего мы отправились завтракать в «Куаглиноз». Уоллас нашел мне еще одну работу в «Уикэнд ревью» и «Грэфик». Мы набросали список тем, на которые я способен со знанием дела писать: английские поэты-романтики, гольф, Южная Америка, Париж, Испания, Оксфорд, секс, британская история от Нормандского завоевания до протектората Кромвеля, современное искусство и солонина. «Какой вы разносторонний», – заметил с большей, нежели обычная его, холодностью Уоллас. Чем больше его узнаю, тем сильнее он мне нравится. По моим представлениям, к работе своей он относится, как к забавному испытанию сил, источнику развлечений. Тон его неизменно бесстрастен – Бастер Китон, да и только. «Воображенье человека» расходится все лучше – продажи уже перевалили за тысячу. У меня такое впечатление, что обо мне пошли разговоры. Сирил [Коннолли] вчера вечером, представляя меня кое-кому, сказал: «Вам наверняка читали книгу Логана о Шелли».
Очень большой прием у леди Кунард[53]. Я чувствовал себя немного ошарашенным: это мой первый настоящий выход в свет. Там были Во, Гарольд Николсон, Далси Вон-Тарджетт, Освальд Мосли, Имоджин Гренфелл... Во поздравил меня с Шелли. Я поздравил его с «Мерзкой плотью». Он показал мне Уильяма Гергарди, сказав, что это самый блестящий из ныне живущих писателей. Некоторое время Во рассказывал о том, как он готовится к переходу в католическую веру, а следом начал распространяться о непогрешимости и Чистилище. Я прервал его, сказав, что все это мне известно. Новость о том, что я католик, похоже, поразила его. Я заверил Во, что я законченный вероотступник, он сконфузился и поспешил меня покинуть. С какой стати человек, подобный ему, проникся желанием сменить веру да еще в таком возрасте?[54]