Заставляю себя прочитывать каждый день по странице «К маяку» и нахожу это делом невероятно трудным. Книга кажется мне на редкость глупой: в сравнении с Кэтрин Мэнсфилд, Вирджиния Вулф в своей прозе так «женственна». Глупая. Женственная. Господи, какой впечатляющий критический вокабулярий, Маунтстюарт. Надо бы снова заняться писанием критических статей, раз уж это лучшее, на что я способен. Я, должно быть, теряю хватку.
Первые вечерние холода. Повод разжечь в кабинете камин. Бесконечное лето кончается. Сегодня под вечер луч позднего солнца ударил в огромное облако комаров над парковым прудом. Воздух полон плывущей куда-то золотистой пыли.
Родился наш сын, здесь, дома, в Торпе, перед самым полуднем. Я, полный страха и жутких предчувствий, находился в гостиной, когда улыбающаяся повитуха пришла туда и отвела меня к Лотти. Лотти изнурена, но счастлива. А мне казалось, что у меня где-то под ребрами засел кирпич, который не дает мне дышать. Такое чувство, будто жизнь полностью вышла из-под моего контроля, – что далеко на равнозначно просто вышедшей из-под контроля жизни. Мы назовем его Лайонел Элтред Маунтстюарт.
Итоги года. Вряд ли имеет смысл писать о них. Никаких путешествий. Норфолк – Лондон – Норфолк. Все возрастающее отвращение к Англии и ее сельской местности, к езде по железной дороге, к церковным шпилям, мелькающим в окнах вагонов. Отвращение к вспаханным полям. Отвращение к обивке в вагонах. Отвращение к ________ (просьба заполнить пропуск самостоятельно).
У меня хороший дом, трое слуг (четверо, если считать няню), милая, богатая жена и новорожденный сын.
Устремления: увидеть Венецию, Грецию. Закончить «Космополитов».
Работа: две плоховатых главы «Космополитов». Пять статей, две рецензии на книги. Все это жалко. При всем том, чеки, которые я продолжаю получать от издателей, говорят мне, что я преуспевающий писатель. «ВЧ» и «КЖ» по-прежнему пребывают в добром здравии, создавая тем самым иллюзию трудолюбия и успеха. Долго ли это будет продолжаться?
Приобретенные друзья: ни одного.
Потерянные друзья: ни одного.
Друзья возродившиеся: Питер, (Тесс?).
Друзья в отставке: Ангус (абсолютно пустой человек –
1934
Жуткое, ужасное мгновение вчера у купели, во время крещения, когда я вдруг осознал, что назвать моего сына Лайонелом, и уж тем более Лайонелом Элтредом, никак невозможно, – да было уже поздно. Надо будет придумать для него какое-нибудь прозвище: Бадж, Мидж, Бобо – какое угодно. Питер был крестным отцом, с Ангусом в помощниках; Бренна Абердин и Айнти Фордж-Доусон – крестными матерями. С Бренной довольно весело (когда принимаешь ее в малых дозах). Айнти – лучшую подругу Лотти – я не перевариваю.
Питер остался на ночь. Мы засиделись допоздна за графином порта, разговаривали. Тесс приехать не смогла, она вот-вот родит второго ребенка. Нечто в тоне Питера – он теперь проводит в Лондоне с понедельника по пятницу, – заставило меня заподозрить, что в браке их не все ладно. Он сказал, что в свободное время пишет детективный роман – решил последовать моему примеру.
Добрых десять минут простоял в изножии колыбельки Лайонела, глядя на него, спящего. Попытался по возможности честнее проанализировать свои чувства, но не обнаружил в себе ничего, кроме банальностей: как все младенцы схожи в первые три месяца их жизней; какие у них изумительно крохотные ноготочки на пальчиках рук и ног; какая жалость, что говорить они начинают так поздно. Дурь, конечно, но мне больше всего хочется побеседовать с ним именно сейчас. Представьте, что благодаря какому-то чуду, младенец мог бы заговорить в первые недели жизни, – мы увидели бы мир сызнова, совершенно иным.
За ужином Лотти рассуждала о том, куда бы мы могли отправиться этим летом, и сказала, что нам потребуется дом, достаточно большой, – чтобы в нем были комнаты для младенца и няни, и еще нужны по меньшей мере две запасные спальни, на случай если нас навестят «мама и папа» или приедут погостить Фордж-Доусоны. В Корнуолле могло бы быть хорошо, как по-твоему, Логи?
Вот в чем моя проблема, вот почему
застопорилась работа. Всю вторую половину дня я провел, пытаясь перевести пять
строк из «