Но ни один из этих шагов не задумывался в то время для институализации «мировой юрисдикции». Вряд ли кто-то из числа подписавших либо резолюции Организации Объединенных Наций, либо Хельсинкский Заключительный акт полагал возможным, что национальные судьи станут использовать их в качестве основы для выполнения просьб об экстрадиции, когда речь шла о вменяемых в вину преступлениях, не подпадающих под их юрисдикцию. Авторы почти точно считали, что они констатируют общие принципы, а не законы, которые будут выполняться иными судами, а не судами стран жертв или виновников. Например, Элеонора Рузвельт, один из авторов-разработчиков Всеобщей декларации прав человека, посчитала это как «единый стандарт». Как один из участников переговоров о Заключительном акте Хельсинкского совещания, я могу подтвердить, что представленная мною администрация считала это преимущественно дипломатическим оружием. Оно предназначалось для использования против советского давления на свой собственный и другие подневольные народы, а не как правовое оружие против отдельных руководителей перед судами не их собственных стран. Никогда не утверждалось, вплоть до самого недавнего времени, что различные декларации ООН допускали возможность передачи прежних и будущих руководителей для уголовного преследования судьями-гражданами третьих стран, не имеющих гарантий безопасности норм правосудия или институциональные ограничители на предмет мер пресечения.
И все же фактически был создан прецедент, когда начиная с октября 1998 года бывший чилийский президент Аугусто Пиночет удерживался в течение года и четырех с половиной месяцев в Великобритании в результате просьбы об экстрадиции со стороны испанского судьи, пытавшегося судить его за преступления, совершенные против испанцев на чилийской земле. Для защитников всеобщей юрисдикции то задержание является знаком, устанавливающим принцип справедливости. Однако любая универсальная система должна содержать процедуры, предназначенные для того, чтобы не только наказывать нарушителей закона, но и сдерживать праведных. Она не должна позволять использовать правовые принципы в качестве оружия для сведения политических счетов. Следует, таким образом, ответить на вопросы. Какие правовые нормы при этом применяются? Каковы нормы доказательного права? Какие имеются гарантии для обвиняемых? Как обвинение повлияет на другие внешнеполитические цели и интересы?
Миру следует внимательно подумать о последствиях процедуры, при помощи которой единоличный судья где бы то ни было способен по собственному личному усмотрению осуществлять юрисдикцию над гражданином другого государства за инкриминируемые преступления, совершенные полностью в другом государстве, и требовать экстрадиции обвиненного из третьей страны без рассмотрения согласительных процедур, которые могут существовать в стране обвиненного для урегулирования данной проблемы.
Бесспорно, несовременно, мягко говоря, высказывать скептицизм в какой бы то ни было степени в отношении того, как рассматривалось дело Пиночета. Для почти всех партий европейских левых Аугусто Пиночет является воплощением нападения правых на демократию, потому что он возглавил переворот против избранного президента. В то время другие, включая руководителей демократических партий Чили, рассматривали Сальвадора Альенде как радикального марксистского идеолога, склонявшегося к установлению диктатуры типа Кастро при помощи подготовленных кубинцами ополченцев и кубинского оружия. Именно по этой причине руководители демократических партий в Чили открыто приветствовали – да, приветствовали – свержение Альенде. (Они изменили свой подход только после того, как хунта установила автократический режим на гораздо больший срок, чем это оправдывалось чрезвычайным положением90.)
Неодобрение режима Альенде не оправдывает виновников систематических нарушений прав человека после его свержения. Но не следует также определять применимость универсальной юрисдикции как политики на основе чьих-то взглядов на политическую историю Чили. В данном случае чилийский Верховный суд нашел соответствующее решение, сняв с Пиночета сенаторскую неприкосновенность. Это дало возможность иметь дело с обвинениями против него в судах страны, более всего авторитетной для того, чтобы судить свою собственную историю и соотносить свои решения со стабильностью и жизненностью демократических институтов.