Соединение всех этих элементов не дает возможности Соединенным Штатам принять какой-то унифицированный подход к созданию международного порядка в Азии. В Европе Соединенные Штаты осуществляли двойную военную и политическую стратегию: создание военного альянса для осаживания угрозы советского вторжения вкупе с созданием демократических институтов путем поддержки европейского экономического оздоровления и позже европейской интеграции. Ни одна из этих стратегий никогда в полном объеме не осуществлялась в Азии – за исключением отношений Америки с Японией и Кореей. Войны в Корее и Вьетнаме велись не от имени региональных союзов. В корейской войне те страны, которые воевали на стороне Америки – большая часть из них европейские, – действовали так для того, чтобы усилить собственное требование к американскому участию в Европе, а не во имя азиатской системы безопасности. Формально многосторонняя оборона Южной Кореи стала возможной потому, что во время решающего голосования в Совете Безопасности ООН советский представитель, как оказалось, бойкотировал этот орган в знак протеста по поводу исключения коммунистического Китая из Организации Объединенных Наций. Корейская война стала юридически миссией ООН, хотя она фактически была организована и проведена преимущественно одними Соединенными Штатами.
Во Вьетнаме ни один из союзников по НАТО не поддерживал Соединенные Штаты даже политически; они только отличались по степени своей отстраненности. Южная Корея, Таиланд, Австралия и Филиппины оказывали разного рода прямую и косвенную поддержку; Корея фактически отправила две боевые дивизии. И, вероятно, появилась бы некая форма азиатской системы безопасности, если бы Америка довела войну до победного исхода. Однако после того как стало ясно, что Соединенные Штаты заняты поиском выхода из нее, Организация Договора Юго-Восточной Азии (СЕАТО), потенциальное ядро любого альянса безопасности, распалась, и ее место заняла Ассоциация стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН) – региональная группировка экономического и политического сотрудничества, лишенная каких-либо функций в области безопасности.
Эту историю следует хорошо помнить тем, кто утверждает, что азиатская политика Америки должна быть направлена по прямой аналогии с холодной войной против Китая, заменившего Советский Союз как организатора угрозы. Однако в Азии просто не существуют политические и стратегические условия для вычерчивания разделительной полосы и группирования всех стран по одну сторону от нее, не допуская каких-то крупных китайских провокаций. Попытка так сделать – открыто или тайно – имела бы совершенно противоположный эффект от того, чего намеревались бы достичь. Дружественные страны, по всей вероятности, предпочли бы явно от такого плана отмежеваться. Они бы предпочли оказаться где-нибудь в середине, что привело бы к постепенной изоляции Соединенных Штатов в регионе, пробудив азиатский национализм и политику неприсоединения к блокам.
Призыв в духе Вильсона к демократии не привел бы к обеспечению объединяющего принципа. Хотя многие азиатские страны и внедрили своего рода выборную систему, демократия не стала их определяющим национальным опытом, за исключением, может быть, Филиппин – хотя даже там испанское колониальное правление на протяжении почти 350 лет сохраняет свое мощное влияние. В любом случае ни одна страна региона – даже очень демократическая Австралия – не стала бы рисковать раскручиванием конфронтации с Китаем или любой другой крупной державой во имя демократии. Демократические институты Японии имеют в своей основе приспособления своих давних условностей к убеждениям оккупационных сил после Второй мировой войны. Как бы прочно ни были установлены эти институты, ни одна японская партия или руководитель не готовы заниматься их распространением на другие части Азии по единственной причине, что такой курс будет восприниматься другими странами Азии как образчик нового японского империализма.
Республика Корея видит в своем союзе с Соединенными Штатами путь к тому, чтобы и сохранить свою независимость и содействовать корейскому объединению. Несмотря на свои внутренние демократические институты, которыми у нее есть все основания гордиться, внешняя политика Кореи не имеет в своей основе вильсоновские принципы. Больше боясь демократической Японии, чем автократического Китая, Южная Корея не примет участия в крестовых походах, которые нарушили бы внутренние структуры любого азиатского государства, тем более Китая, который ей нужен для сохранения баланса своих отношений с Северной Кореей, Японией и Россией.