Нужная вещь

И далее по списку. В промежутках кто-нибудь постоянно выходил с ним на связь, чтобы поддержать и поинтересоваться, как он себя чувствует. Шепард слышал голоса Гордона Купера, который был «капкомом», то есть «капсульным коммуникатором», и находился в срубе возле пусковой установки, и Дика Слейтона, который тоже должен был стать капкомом, но находиться в Центре управления полетом в момент запуска. У Купера была телефонная связь с капсулой, и на линию постоянно выходил Билл Дуглас или еще кто-нибудь из врачей, чтобы оценить душевное состояние астронавта или просто поболтать. Поговорил с ним и Вернер фон Браун. Обратный отсчет продвигался крайне медленно. Шепард попросил Слейтона, чтобы кто-нибудь позвонил его жене и убедился, что она понимает причины задержки. А затем он снова вернулся в тесный мир капсулы. В наушниках постоянно слышался раздражающий тон - очень высокий, на границе слышимости, - вероятно, это был звук обратной связи. Шепард слышал гудение кабинных вентиляторов и вентиляторов компенсирующего костюма и стоны инверторов. Так он и лежал, втиснутый в этот крохотный глухой чехол, обмотанный всеми мыслимыми видами проводов и шлангов, идущих от его тела, шлема и костюма, и прислушивался к гудению, жужжанию, обертонам… Минуты и часы проходили, а он поворачивал колени и лодыжки на несколько сантиметров в стороны, чтобы оживить кровообращение… Там, где его плечи были прижаты к креслу, образовались две маленькие зудящие точки. А потом начался прилив в мочевом пузыре.

Проблема заключалась в том, что помочиться было некуда. Поскольку полет должен был продлиться всего пятнадцать минут, то никому и в голову не пришло устроить в капсуле мочеприемник. Иногда имитации полета затягивались настолько, что астронавты в конце концов мочились прямо в компенсирующие костюмы. Больше ничего не оставалось - разве что потратить несколько часов, чтобы освободить человека от всех этих проводов, капсулы и от самого костюма. Главная опасность при попадании жидкости в среду чистого кислорода, как в капсуле или в компенсирующем костюме, состояла в возможности короткого замыкания, которое могло привести к пожару. К счастью, единственные провода, с которыми могла войти в контакт моча внутри компенсирующего костюма, были низковольтными и вели к биомедицинским датчикам, так что особой опасности не было. В костюме имелся даже губчатый механизм для впитывания избыточной влаги, главным образом пота. И все-таки никто всерьез не учел возможности того, что в этот самый день, день первого американского пилотируемого космического полета, астронавт будет находиться на верхушке ракеты, в капсуле, с практически неподвижными ногами более четырех часов… и думать о своем мочевом пузыре. Незаметно помочиться в подкладку компенсирующего костюма было нельзя. У костюма имелась собственная охлаждающая система, а температура отображалась на внутренних термометрах, подключенных к панелям приборов. А перед этими панелями сидели крайне озабоченные специалисты, чья единственная задача заключалась в том, чтобы смотреть на циферблаты и отмечать каждое колебание температуры. И если бы веселый ручеек температурой тридцать семь градусов без предупреждения хлынул в систему, внезапно усилился бы поток фреона - газа, используемого для охлаждения компенсирующего костюма, - и бог знает, к чему это бы привело. Махнуть на все рукой? Это ужасно. Ведь тогда астронавту номер один придется объяснить по рации - пока вся нация ждет, а русские идут на второй круг в битве за небеса, - что он просто помочился в свой компенсирующий костюм. По сравнению с возможностью такого конфуза в финальной фазе обратного отсчета астронавта меньше всего беспокоила опасность взорваться на пусковой площадке. Нужная вещь не позволяла тест-пилоту молиться: «Господи, не дай мне взорваться». Нет, молитва звучала так: «Боже, пожалуйста, не дай мне облажаться». Зайти так далеко… и облажаться.

Постоянным страхом праведного пилота был не страх смерти, а опасение разделить участь Джона Гленна, который в это утро был лишь обычным свидетелем разворачивающейся драмы. Но нужно отдать должное Гленну. В течение последнего месяца подготовки он в качестве пилота-дублера трудился не покладая рук. И действительно оказался полезным. А этим утром он даже пришел вместе с товарищами подбодрить Шепарда, и очень кстати. С утра Шепард находился в фазе Улыбающегося Эла с Мыса, а когда ехал в фургоне, то даже попросил Гаса Гриссома помочь ему сыграть сценку с Хосе Хименесом.

– Если вы меня спросите, что нужно хорошему астронавту, я отвечу: вам нужна храбрость, хорошее кровяное давление и четыре ноги, - все это Эл старался говорить к тому же с мексиканским акцентом, как комик Дана.

– Четыре ноги? - покорно спрашивал Гас.

– Ну, в космос хотели послать собаку, но решили, что это слишком жестоко.