Нужные вещи

Он закрыл кран и бережно высушил руку бумажным полотенцем. Пальцы вроде бы не были сломаны, но они уже начали опухать, несмотря на холодную воду. На пальцах на второй фаланге осталась темная красно-пурпурная полоса от проволоки мышеловки. Открытая плоть в том месте, где раньше был ноготь на указательном пальце, сочилась капельками крови, и Норрис снова почувствовал тупую пульсацию.

Вернувшись в пустую контору, он подобрал мышеловку, валявшуюся у стола Джона, и подошел к своему столу. Положил ее обратно в коробку и убрал в верхний ящик стола. Достал бутылочку с аспирином и проглотил сразу три таблетки. Потом собрал оберточную бумагу, салфетки, ленту и бант и выбросил все это в мусорную корзину, прикрыв сверху испорченными и смятыми отчетами.

Норрис не собирался никому рассказывать об этой грязной шутке: ни Алану, ни кому-то еще. Смеяться они не будут, но он знал, что они подумают… или думал, что знал: Только Норрис Риджвик попадется на такие штуки… кому еще придет в голову сунуть руку прямо во взведенную мышеловку?!

Наверное, от какой-нибудь тайной поклонницы… Заходил мистер Китон… признание в любви.

— Я сам разберусь, — сказал Норрис низким и мрачным голосом, прижимая к груди раненую руку. — Как надо и когда надо.

И тут у него в голове вдруг мелькнула тревожная мысль: а что, если Бастер не ограничился мышеловкой, которая в конце концов могла бы просто не сработать? Что, если он забрался к Норрису в дом? А там базуновская удочка, и она даже не заперта; Норрис просто поставил ее в сарае, рядом с сачком.

А что, если Бастер ее сломает?!

— Пусть только попробует, я его самого сломаю, — сказал Норрис вслух. Даже не сказал, а чуть ли не прорычал грозным рыком. Если бы Генри Пейтон — да и любой из его коллег — услышал его сейчас, он бы сильно удивился.

Уходя, Норрис не запер дверь. Даже боль в руке была на время забыта. Сейчас было важно одно: как можно скорее добраться до дому. Добраться до дому и убедиться, что удочка на месте и с ней все в порядке.

8

Когда Алан тихонечко вошел в комнату, силуэт под одеялом даже не шелохнулся, и он решил, что Полли спит — вероятно, не без помощи перкордана. Он тихо разделся и скользнул в постель рядом с ней. Но, устроившись на подушке, он увидел, что глаза у нее открыты и она внимательно наблюдает за ним. Он даже подскочил от неожиданности.

— Что за таинственный незнакомец покушается на постель девицы? — тихо спросила она.

— Это всего лишь я, — улыбнулся он. — Прошу прощения, что пробудил вас, мадемуазель.

— Я не спала, — сказала она и обняла его за шею. А он обнял ее за талию и притянул к себе. Ему нравилось, когда она была такая сонная и теплая — как живая уютная печка. Ему в грудь на секунду уперлось что-то твердое, и Алан понял, что на груди под рубашкой у Полли надета какая-то штука. Что-то типа кулона, который сразу сместился и повис на красивой серебряной цепочке между ее левой грудью и подмышкой.

— Ты в порядке? — спросил он.

Не разрывая объятий, Полли уткнулась лицом в его шею.

— Нет, — вздохнула она и заплакала.

Алан обнял ее, гладя по волосам.

— Алан, ну почему она мне ничего не сказала… об этой женщине? — немного успокоившись, спросила Полли. Она чуть отодвинулась от него. Его глаза привыкли к темноте, и теперь он сумел рассмотреть ее лицо: темные глаза, темные волосы, белая кожа.

— Я не знаю, — сказал он.

— Если бы она мне сказала, я бы что-то предприняла! Я бы сама пошла к этой Вильме Ержик, и… и…

Сейчас был не лучший момент, чтобы говорить ей о том, что Нетти скорее всего вела игру со своей стороны почти с таким же задором и злостью, как и сама Вильма; что обе — и Нетти, и Вильма — зашли слишком далеко, так что их было уже не остановить. И они сами уже не могли остановиться.

— Сейчас полчетвертого утра, — сказал он. — Не самое подходящее время для разговоров, кто и что должен был сделать. — Помолчав, он продолжил: — Ты вроде бы говорила Джону Лапуанту, что сегодня утром… то есть уже вчера утром… Нетти тебе что-то такое сказала про Вильму. Не помнишь, что именно она сказала?

Полли секунду подумала.

— Ну, тогда я еще не знала, что она говорит про Вильму. Нетти занесла мне лазанью. А мои руки… мне было очень плохо. Она сразу это поняла. Нетти, она иногда где-то витает… витала… но она всегда замечала, если со мной что-то не так.

— Она тебя очень любила, — с грустью сказал Алан, чем вызвал новый поток слез. Он ожидал этого, потому что сейчас ей надо было выплакать эти слезы, иначе они бы сожгли ее изнутри.

Справившись с собой, Полли продолжила: