Нужные вещи

Однако и в темноте он по-прежнему видел базуновскую удочку, прислоненную к стене у двери, что вела в кухню. Он очень хотел заиметь эту удочку и думал, что заплатил за нее очень дешево, но в итоге цена оказалась слишком высокой. Непомерно высокой…

Его дом располагался на верхнем ответвлении Уотермилл-лейн, там, где улица заворачивает обратно к холму и Касл-Вью. При каждом порыве ветра оттуда доносился шум драки — крики, вопли, иногда выстрелы.

Я в ответе за это, подумал он. Не я один — черт, нет, конечно, — но и я тоже. Я соучастник. По моей вине Генри Бофорт ранен и умирает сейчас, если уже не умер, там в Оксфорде. По моей вине Хью Прист лежит в холодильнике морга. Я виноват, я. Парень, с самого детства мечтавший служить в полиции и помогать людям. Глупый, смешной, неуклюжий Норрис Риджвик, вбивший себе в голову, что ему страсть как нужна эта базуновская удочка, и решивший, что может купить ее очень задешево.

— Я раскаиваюсь в том, что сделал, — сказал Норрис. — Это уже не поможет, но, как бы там ни было, мне очень жаль.

Он приготовился спрыгнуть с табурета, но тут у него в голове заговорил новый голос. Тогда почему, если тебе так жаль, ты не пытаешься ничего исправить, трусливый ты гаденыш?

— Уже ничего не исправишь, — сказал Норрис вслух. Сверкнула молния; его тень на стене нервно дернулась, словно уже занималась воздушной акробатикой. — Слишком поздно.

В таком случае хотя бы взгляни на вещь, ради которой ты все это сделал, настаивал раздраженный голос. Уж это-то ты можешь сделать?! Взгляни! Только смотри ХОРОШЕНЬКО!

В очередной раз сверкнула молния. Норрис всмотрелся в базуновскую удочку… и закричал от удивления и неожиданности. Он дернулся и лишь чудом удержался на табуретке.

Гладкого «Базуна», такого крепкого и упругого, не было и в помине. На его месте стояла грязная, расщепленная бамбуковая палка — даже скорее хворостина, — к которой ржавым шурупом было прикручено детское удилище «Зебко».

— Украли! — закричат Норрис. Прежняя жгучая ревность и параноидальная страсть охватили его с новой силой; он решил, что должен немедленно бежать на улицу и искать вора. Убить всех, перебить весь город, если так будет нужно, чтобы найти виновного или виновную. — У МЕНЯ СПЕРЛИ МОЙ «БАЗУН»! — завопил он, раскачиваясь на табуретке.

Нет, ответил злой голос. Она всегда была такой. Исчезли только твои шоры — те, которые ты надел сам, по собственной воле.

— Нет! — У Норриса было ощущение, как будто чьи-то гигантские руки сомкнулись у него на голове и потихоньку начали сжиматься. — Нет, нет, нет!

Но снова ударила молния, и в ее вспышке он снова увидел грязный бамбук на том месте, где минутой раньше стоял «Базун». Он сам ее там поставил: хотел, чтобы удочка стала последним, что он увидит в жизни. В сарае, кроме него самого, не было никого; никто сюда не заходил, никто ее не сдвигал; очевидно, голос был прав.

Она всегда была такой, настаивал голос. Вопрос в другом: собираешься ли ты что-нибудь предпринять по этому поводу или сбежишь во тьму?

Норрис завозился с петлей, и вдруг до него дошло, что он уже не один в сарае. Он почувствовал запах табака, кофе и слабый, едва уловимый аромат одеколона — возможно, «Благородного южанина» — запах мистера Гонта.

То ли он сам потерял равновесие, то ли злые, невидимые руки столкнули его с опоры… Качнувшись назад, он зацепил ногой табурет и свалил его на пол.

Крик Норриса сдавленно оборвался, когда скользящий узел петли затянулся. Его судорожно замолотившая по воздуху рука наткнулась на потолочную балку и ухватилась за нее. Он сумел немного подтянуться, и веревка дала слабину. Другой рукой Норрис вцепился в петлю. Он чувствовал, как пеньковые волокна колют шею.

Правильный ответ: нет! — зло прокричал мистер Гонт. — Нет — вот самый верный ответ. Знаешь, как называют тех, кто не выполняет своих обязательств?! Жуликами и мерзавцами.