Нужные вещи

— Был пожар, — сказала Полли, глядя ей прямо в глаза. Ее платок давно промок, поэтому она сунула его в карман пальто и вытирала слезы кулаками, как маленькая девочка, упавшая с самоката и разбившая коленку. — Девчонка, которую я наняла, чтобы смотреть за ребенком, тоже сгорела. Скорее всего пожар начался по ее недосмотру.

— Ой-ей! — воскликнула тетя Эвви. — Хочешь, раскрою тебе одну тайну, Триша?

Полли чуть улыбнулась и кивнула. Ее настоящее имя было Патрисия, но с детства все называли ее Полли. Все, кроме тети Эвви.

— Маленький Келтон мертв… А ты — нет. — Тетя Эвви выбросила сигарету и для убедительности постучала костлявым пальцем по подбородку Полли. — Ты — нет. И что ты теперь собираешься делать?

Полли помедлила.

— Вернусь в Калифорнию, — сказала она наконец.

— Для начала неплохо. Но этого мало. — Тут тетя Эвви произнесла фразу, очень похожую на ту, которую через несколько лет сама Полли сказала Алану Пангборну во время ужина в «Березах»: — В том, что случилось, твоей вины нет, Триша. Ты это понимаешь?

— Я… я не знаю.

— Значит, не понимаешь. И пока ты не поймешь, то не важно, куда ты поедешь или что будешь делаешь. Шансов не будет.

— Каких шансов? — озадаченно спросила Полли.

— Твоих шансов. Шансов жить своей жизнью. Сейчас у тебя вид человека, которому мерещатся призраки. Не все верят в призраков, но я — верю. Ты знаешь, кто они такие?

Полли медленно покачала головой.

— Мужчины и женщины, которые не могут расстаться с прошлым, — сказала тетя Эвви. — Вот кто такие призраки. А не они, — махнула она рукой в сторону гроба, что стоял рядом со свежей могилой. — Мертвые мертвы. Мы их хороним, и они остаются в земле.

— Я чувствую…

— Да. Ты чувствуешь, а они не чувствуют. Твоя мать и мой племянник — они не чувствуют. Твой мертвый ребенок — он тоже не чувствует. Ты понимаешь?

Она понимала. Отчасти.

— Ты права, что не хочешь остаться здесь, Полли. По крайней мере не сейчас. Возвращайся к себе. Или поезжай еще куда-нибудь: в Солт-Лейк-Сити, Гонолулу, Багдад — куда угодно. Не важно куда, потому что рано или поздно ты все равно вернешься сюда. Это написано у тебя на лице, это в том, как ты ходишь, в том, как ты говоришь, даже в том, как ты прищуриваешься, когда смотришь на незнакомого человека. Касл-Рок создан для тебя, а ты — для него. Не спеши. «Живи там, где твое место» — так написано в одной книге. Поживи, Триша. Не будь призраком. Если ты превратишься в призрака, будет лучше, если ты останешься там.

Старуха осмотрелась вокруг.

— В этом проклятом городишке и так слишком много призраков, — сказала она.

— Я постараюсь, тетя Эвви.

— Да, я знаю. Этого у тебя не отнимешь. Ты была хорошим, добрым ребенком, хотя и не очень удачливым. Ну, удача — это для дураков. Ведь им, бедненьким, больше не на что надеяться. Я знаю, что ты и сейчас хорошая и добрая, и это самое главное. Мне кажется, ты должна справиться. — Она на секунду умолкла и добавила быстро и чуть ли не высокомерно: — Я люблю тебя, Триша Чалмерс. И всегда любила.

— Я тебя тоже люблю, тетя Эвви.

Тут они обнялись — неуклюже и настороженно, как проявляют чувства старые и очень молодые люди. Полли почувствовала аромат прежних сухих духов тети Эвви — дрожь фиалок — и снова расплакалась.

Когда они разжали объятия, тетя Эвви сунула руку в карман пальто. Полли думала, что она достанет платок, и даже слегка обалдела — неужели после стольких лет она наконец увидит, как плачет эта невозмутимая старуха?! Но вместо платка тетя Эвви вытащила карамельку в обертке, как в те славные дни, когда Полли Чалмерс была совсем маленькой девочкой с косичками, свисающими на запачканную блузку.

— Хочешь конфетку, милая? — с улыбкой спросила она.

13

День постепенно сдавался сумеркам.

Полли выпрямилась в кресле-качалке, осознав, что чуть не заснула. Она случайно ударила руку, и вверх до самого плеча промчалась вспышка белой боли, которую сменило более щадящее покалывание. Понятно: будет приступ. Ближе к вечеру или завтра, но будет очень сильный приступ.

Полли, не стоит волноваться о том, чего ты изменить не можешь, а одну вещь ты можешь изменить, должна изменить. Ты должна рассказать Алану правду про Келтона. Ты должна выпустить этого призрака из своего сердца.

Но против этого восстал другой голос — сердитый, испуганный, торопливый. Голос гордыни, решила она, но ее потрясли те сила и напор, с которыми этот голос доказывал, что прошлые дни, прошлую жизнь ворошить не надо… ни для кого, даже для Алана. Кроме того, короткая жизнь и несчастная смерть ее сына не должны стать достоянием длинных острых языков городских сплетниц.