Я блаженствовал. Так было всегда, когда Джош рассказывал. Я уверен, втайне он знал, какое впечатление производит на людей, когда выкладывает свою историю, как бы между прочим, так же, как он делал это сейчас. Я не раз наблюдал, как он действует, общаясь на важных приемах. Мы сидим, обсуждая Конгресс или президента, а после затишья беседа как-то переходит на проблемы индейцев. Кто-то может спросить: «Откуда вы так много знаете об этом предмете?» и Джош непринужденно ответит, что рос с индейцами сиу. И как будто он вытащил что-то потрясающее, все головы поворачиваются к нему. «С индейцами, мистер Майклз?»
Не знаю, как насчет горожан, но уже само слово очаровывает нас. А может, дело в телевидении. Я знаю, на Западе на них ворчат и не переносят. Но не на Востоке. Я люблю, когда Джош рассказывает индейские истории. Когда я только познакомился с ним, он увязал в альбоме моментальных снимков и пожелтевших газетных вырезок, и рассказывал, как рос с этими людьми, как писал рассказы о них в местную газету, учась в университете штата. Но последние пару лет он не часто что-либо рассказывал. Фактически он уже три года не был на ранчо. Он хотел поехать, но всегда откладывал поездку. Вашингтон очень занятый город для имиджмейкеров и в политическом плане, и в социальном. Позднее для нас обоих ранчо стало чем-то вроде Шангри-Ла[21]
. Для меня это нечто загадочное, нереальное, нечто искаженное телевизионной версией и Голливудом. Но всегда рассказы об индейцах захватывали всеобщее внимание, и я вспоминаю даже теперь детали этого ланча: веселая солнечная комната, далекие голоса детей с кухни, пробуждающийся интерес в глазах Лейси, и Пэм, ее милое лицо освещено радостью, потому что ее женский инстинкт, должно быть, подсказал ей, что пробуждается нечто, и холодные глаза Люка, изучающие Джоша.Лейси слегка сдвинула брови.
— Но ведь вы не индеец, Джош?
— Норвежец, шотландец и ирландец, — весело ответил Джош. — Но не индеец.
— Но вы говорите, что росли в индейской резервации?
— Ранчо моего деда находилось на северной границе резервации, — спокойно пояснил Джош. — Мои родители погибли в автомобильной катастрофе в 1933 году прямо в разгар Депрессии{51}
. Мой дед воспитывал меня на ранчо, и я ходил в школу недалеко от резервации. После окончания местного университета я пошел работать в агентство Ассошиэйтед Пресс в Мендоте, потом в ЮПИ в Вашингтоне и наконец в «Пост».— Его заметки читали раньше, чем принимались за завтрак, — отметил сенатор.
— Я слышал об этом, — с улыбкой сказал Келли.
Но Джош говорил именно Лейси:
— Приезжайте на ранчо в День Независимости{52}
, я покажу вам, как играют в лакросс по-настоящему: пятнадцать человек на каждой стороне и никаких ограничений. Там есть старые мохауки…— Мохауки{53}
в Дакоте? — быстро спросила Лейси. — Но они живут на севере штата Нью-Йорк и в Канаде.— Мохауки жили на Западе с восемнадцатого столетия, — непринужденно сказал Джош. — Тогда они охотились на бобров.
— Лейси всегда интересовалась индейцами, Джош, — сказала Пэм. — Какова была тема твоей магистерской диссертации, Лейси?
Лейси смутилась:
— «Конфедерация ирокезов»{54}
.Джош посмотрел на нее своим профессиональным взглядом, как я это называю. Он сдвинул брови и демонстрировал внимание к ее мнению:
— Вы, конечно, использовали Моргана{55}
?— Я считаю, что Хейл интереснее. Он отправлялся в Канаду и жил с…
— Вы смотрели Джозефа Бранта?
Сенатор прочистил горло:
— Пойдемте в библиотеку, — сказал он, — и оставим этих несчастных индейцев их повозкам.
— Когда-нибудь мы поймем, что американские индейцы так же важны, как и негры, — негодующе сказала Лейси.
— Насколько я знаю, все их группы давления управляются радикалами, — проворчал сенатор.
— Папа, разве Лейси радикал из-за того, что заботится о тех, кто не столь удачлив, как она? — мягко спросил Келли.
— Вспомните, что говорили нам в прошлом году иезуиты из индейской миссии в Алабаме, — вставила Пэм.
— Они говорили, что нуждаются в деньгах, — ворчал сенатор. — Тот обед стоил мне тысячу долларов.
Люку стало скучно.
— Пойдемте в библиотеку, джентльмены.
— А мы отведем детей гулять, Пэм, — сказала Лейси. — Я уверена, этим политическим гениям не интересно мнение женщин.
— О, напротив, — начал было Джош.
— Пошли, пока выигрываем, — сказал Келли.
Мы засмеялись и кончили ланч.
— Сегодня тихо, — шепнула мне Пэм, — Вам бы посмотреть, как они спорят, — она легонько присвистнула и возвела глаза к небесам.
«Милая семейка», — подумал я, последовав за Люком, Келли, Джошем и сенатором в библиотеку.