Нужным быть кому-то (СИ)

— Так и делаю! Вон, Горшков молодец, здесь обследование провели, а он Марину в Израиль утащил, для повторного, чтобы уж наверняка было. Наши-то сказали нормальный здоровый ребенок, но для успокоения матери, он повторное затеял, говорит, чтобы ни о чём не волновалась. Санька маленький ждет не дождется, имена выбирает.

— Да, славно как сложилося у их, да и вы с Сашей мужики жизнью битые, цените, то что вам судьба преподнесла, а вот внучок-от названный… беда с ним, — вздохнула баба Таня. — Звонил, вот, шестого: бабуль, на праздник не приеду, не потому, что не хочу, а потому, что малость физия покореженная. Ну, спрашиваю, какая такая физия? Лицо, говорит. Оказывается в этом дурацком колпаке и моих-от варюжках, приняли его какие-то за этого, ну которые мужиков любют, сказал шестеро их было, ну а наш-от борьбой не зря занимался, только говорит на кулак налетел, но, бабуль, Ситниковых не опозорил. Вот с Лёшкою цветы мне передал — лучшей женщине, сказал. А и привыкла я к его чудачествам-от, ровно как свой непутевый внучок стал. Вон, Васька, трясётся от радости, когда он приезжает. Другой раз увез на пробу Васькину самгоновку друзьям-от, сказали и не пивали такого, понравилось.

— Хмм, — хмыкнул Игнатьич, — ты, Макаровна, прям как психолог. Макс ведь все свои проблемы за дурашливостью скрывает, наверняка бате не показывается с физией такой, а тебе рассказал. — Так ведь, Иван, к теплу-от каждый тянется. А ему в детстве мало доставалося тепла-то.

— Да, пережили они тогда с Виктором… мы-то думали, что он ничего и не понял, а оказывается, ребенок так себя защищал от обиды… Но парняга при всех его тараканах замечательный вырос.

Пришла ставшая колобком Валя, прогулявшаяся с Лёшкой и детьми до Козыревского дома, Палыч тут же стал расстегивать ей пальто и сапоги:

— Вот, чистый дядя Колобок стала, сапог не вижу, наклониться не могу.

— «Ты беременна, это временно», — дурашливо пропел Ванюшка. — Так, ладно, я полетел к своим, ты тут не хулигань, — велел он Аришке.

— Да уж скорее бы, неповоротливая, как бульдозер стала.

Девы с трепетом приложили руки к её животу и засмеялись, когда малыш толкнулся:

— Пинается как сильно!

— Это он хочет скорее познакомиться!

Пошли на улицу. Снег заметно осел, почернел на обочинах, и такой белоснежной красотищи, как была в январе-феврале, не стало. Зато на вербе набухли почки, и дальний березняк издали казался лиловым, в воздухе ощущалась какая-то свежесть, солнце радостно сияло…

— Эх, хорошо! Ручьи скоро побегут, а там и травка полезет, — щурясь на солнце как кот, проговорил Ленин. — Природа оживеет, и мы туда же. Весной щепка на щепку лезет!

— Охальник ты, Вовка!

— Не, я говорю, как есть, всегда так было и будет!

Санька и баба Лена ждали родителей, за все десять дней, что их не было Санька извелся, его ничего не радовало, он начал скучать с первого дня, и больше по Саше. Он так привык, что по вечерам у них был ежевечерний мужской разговор, что засыпал с трудом.

Баба Лена, не выдержав, позвонила Толику:

— Хоть ты приезжай, ведь совсем сладу нет с Санькой. Нет, слушается, но очень тоскует по Саше, написал большими цифрами все числа и каждое утро тщательно их зачеркивает, и ноет, что ещё так много дней папы не будет. Приезжай, ему «мужских» разговоров не хватает. Вот ведь, за полгода от нас, женщин, открестился, мужики ему нужней.

Приехавший к вечеру Толик, был встречен радостными воплями, усиленно накормлен и утащен в Санькину комнату. Там Толик долго и внимательно рассматривал Санькины рисунки, смотрел как он умеет писать, слушал как он читает…

— Санька, да у тебя настоящий талант, смотри, как ты сильно рисуешь. Тебя надо в художественную школу отдать.

— Нет, я с Варей и Верой буду учиться в школе, мне там нравится и Лёша там есть. А про рисунки папа сказал будем ездить на… как-то… какие-то занятия. К дяде художнику.

— Индивидуальные?

— Ага. Толик, а давай про папу поговорим?

— Что ты хочешь узнать про папу?

— Всё!! Я его так люблю, он у меня самый клёвый!! Я очень хочу братика, чтобы он как папа, такой же красивый родился и совсем-совсем, как баба Лена говорит в одно лицо. А папа в школе послушным был?

— Не совсем. Сань, папа твой всегда за меня заступался, я ж слабак был!

— Чё и дрался папа мой? — с удивленным видом спросил Санька.

— Приходилось, он был по росту самым высоким в классе, да и на бокс ходил.

— А ты?

— А я тоже ходил, сидел на лавочке у стенки, смотрел, как он занимается. А потом во дворе мы с ним повторяли все движения и приёмы. Папа твой на меня ругался, что я слабо его бью, а мне как-то сложно было его ударить изо всех сил, ведь он меня всегда защищал. Перчатки-то боксерские у меня и у него были самодельные, настоящие он только в секции одевал.

— Как интересно! — поерзал Санька, — папа мне не рассказывал такое!

— Подожди, ещё расскажет, папа твой умудрялся кроме бокса ещё в бассейн ходить и в рукопашный бой записался, всегда, говорил, пригодится.

— А ты?