— Я? Плавать — плавал, а на рукопашку папа твой категорически запретил мне, там сложно было, он всегда меня оберегал. Они друг друга как только не кидали, а мне нельзя было так.
— Толик, правда, у меня папа самый лучший?
— А то! И папа, и друг — настоящий. Ты спать будешь?
— А давай ещё поговорим про папу, и ты у нас поспишь, а?
И говорили про папу долго, пока Санька, умиротворенный, не уснул.
Толик на цыпочках вышел из его комнаты.
— Вот, неугомонный! — в сердцах сказала баба Лена, — почемучка мелкая.
— Ну, Елен Сергевна, Санька заметно вытянулся, я когда его первый раз увидел, он был просто прозрачным, теперь же совсем мужик.
— Да, ест хорошо, даже сейчас, когда родители звонят, докладывает, что кушает как надо. Наше-то, бабье общество ему за семь лет приелось, да и не мог он с детишками долго играть и бегать, а сейчас у него такой самый лучший папа, этот мелкий ведь во всем ему подражает.
— Заметил, заметил, — засмеялся Толик, он мне Горшка в школе напомнил. — У нас с ним как сложилось-то — он с первого класса хулиганистый такой, весь на виду, а я стеснительный, слабенький, меня и толкнуть, и стукнуть можно было. Сашка, он уже тогда резкий был, увидел как-то, что меня на задах школы окружили Рычаг со своими подпевалами…
— Баб Лена, мы с Сашкой два идиота, точно! Все эти годы я пытался понять, за что Сашку так сильно ненавидел Рычаг, а вон оно что! — Толик, казалось, разговаривал сам с собой, — во, два дурака, целую теорию сочинили, а ларчик просто открывался…
И видя, что Елена Сергеевна смотрит выжидающе, сказал:
— Тогда-то Сашка, несмотря на то, что Рычаг был старше на два класса, предложил ему один на один подраться. И отлупил Рычага, был у нас такой папенькин сынок, которому много чего с рук сходило. Он вроде после этого с Сашкой замирился. А подросли когда, они там в одной упряжке были, в лихие-то годы. Оказывается Рычаг с тех ещё пор Сашку ненавидел, и ждал удобного момента ему нагадить. Да, вот тебе и детская обида, сколько, гад, боли принёс и нам с Сашкой, и Маришке досталось.
— А ты как же?
— Я с первого класса у Сашки был как палочка-выручалочка, учился-то хорошо, а Сашке все времени не хватало, то секции, то гулянки. Вот и списывал у меня, правда, он схватывал всё на лету, но учителя всегда говорили, неуёмная энергия ему покоя не дает, а учёба хромает. Меня-то никто не трогал, знали, что от Сашки прилетит нехило.
— Потом, когда лихие времена начались, моя мамка умерла, а когда Сашку посадили, Ирина Ивановна как-то за полгода угасла, вот и получилось, что у нас с ним, кроме друг друга, никого не было. Ну Сашка, конечно, девиц-то не пропускал, вернее даже, они на нём висли, а я как-то враз прикипел вот к компу. Сейчас я на него смотрю, он как в те далекие школьные года, такой же, изнутри светится. И я — то возле вас пригреваюсь, вот, сегодня, наговорившись с Саньком, твердо решил свою берлогу поменять на поближе к вам.
— А и правильно, Толик, вы с Сашей столько лет рядом, как братья стали, значит, и нам с Маришкой ты не чужой. А Санька, вон, тебя просто Толиком стал звать. Только бы с ребеночком все получилось хорошо, Маришка-то не показывает виду, а знаю, что очень боится, как бы чего… Саша-то для успокоения повез её в Израиль, как бы без патологии у нас всё, но, как он сказал — лучше перебдеть!
Прилетевшие через три дня родители были затисканы и зацелованы радостным Санькой, им был вывален ворох новостей, самой важной была новость:
— Мы с Толиком ходили, смотрели его новую квартиру, он сказал, что быстро переедет. Как я вас сильно-пресильно ждал!
Баба Лена внимательно осмотрела Маришку и кивнула сама себе: Марина выглядела успокоенной и умиротворенной.
— Слава Богу! Все, значит, хорошо! — подумала названная теща.
— Санька, баба Лена, а у нас такая самая главная новость — родим мы к сентябрю братика и абсолютно здорового!!
— Братика? Братика, маленького, такого как ты, папа?
— Ну, не знаю, на кого будет похож, а что братик — точно.
Санька запрыгал:
— И я буду старшим? И я буду ему сказки читать? И колясочку катать!! И назовем его Кирюшкой!!
— Почему Кирюшкой?
— Ну я так подумал, пока, а может и Мишкой? Я ещё подумаю, тогда скажу, а я ещё сестричку хочу!!
— Подожди, сначала братика, вот, родим, а потом, может, и сестричку соберемся, — лукаво взглянул Горшков на жену.
Та ответила ему сияющим взглядом:
— Какие вы быстрые, Сашки!!&nbs И была суета и шумиха при перевозке вещей Толика в новую квартиру, что располагалась этажом выше. Горшков бухтел и ругался в голос, когда Толик захотел взять в новую квартиру свою жуткую софу, приобретенную ещё в те далекие годы, когда они только-только вставали на ноги. Имевшая жуткий, печальный вид, софа была горячо любима Толиком.
— Я твое это лежбище ща с балкона выкину, совсем офонарел, на такую не всякий бомж позарится, — орал Саша.
— Ничё ты не понимаешь, она за столько лет мои формы приняла, я как в колыбели сплю.
— Вот я тебе колыбель и задарю на новоселье!! Не позорься! Что, у тебя денег нет?
— Деньги есть, софу жалко!