К белым медведям в Черчилле особое отношение – ведь Черчилл носит официальное название
В городе учреждена особая служба при местной полиции, которая следит за тем, чтобы медведи и люди не нарушали основных правил общежития, например не ходили друг к другу в гости, особенно без приглашения. Категорически запрещается кормление медведей, нарушителя ожидает крупный штраф. Если же медведь каким-то образом заходит в поселок, его усыпляют и отвозят подальше от поселка, где содержат в просторных клетках без пищи – так называемый медвежий карантин.
Наибольшую потенциальную опасность как для людей, так и для медведей подобное соседство представляло бы, если бы у медведей возникло и укрепилось чувство, что в поселке все им несказанно рады и что их там ждет теплый и сытный прием. При таком подходе весьма вероятно возникновение ситуации, когда представители медвежьей диаспоры заняли бы все места в органах местной законодательной и исполнительной власти.
Благодаря правильной политике городских властей хрупкое равновесие необычного сосуществования людей и белых медведей не нарушается много лет.
После краеведческого музея мы посетили своеобразный этнографический музей, экспозиция которого достойно представляла историю и обычаи коренных жителей канадской Арктики. В музее много экспонатов в прекрасном состоянии, среди которых резьба по кости, чучела всевозможных медведей, овцебыков. В киоске я купил книжечку об истории исследования канадской Арктики. Прекрасная возможность и историю узнать, и заодно попрактиковаться в английском, что весьма и весьма для меня полезно.
Солнце заливает улицы Черчилла, слизывая жалкие остатки снега с проезжей части улиц. Жители пересели со снегоходов на минитрактора и квадроциклы и гоняют на них с такой же бесшабашностью и лихостью.
Все-таки мы своим неуемным аппетитом несколько напугали наших местных друзей и потому не получили на сегодня никаких приглашений ни на обед, ни на ужин. Пришлось вернуться к экспедиционному рациону, от которого мы, к счастью, не успели отвыкнуть, – овсянке, растворимым супам и макаронам.
Уилл опять всех опередил (хотя на этот раз лучше бы ему этого не делать) – где-то подцепил насморк и ходил весь день по комнатам, трубно сморкаясь. Его обгоревшая в пути кожа практически восстановилась после интенсивной линьки, но при таком солнце ненадолго. Как только выйдем в путь, все, скорее всего, повторится.
Завтра в путь! Впервые отправляюсь в такой вояж с каноэ, когда вода из заклятого врага может превратиться в союзника. Провианта взяли на десять суток, хотя идем на три-четыре дня, – это на тот случай, если нас оторвет и понесет в Гудзонов залив. Надеемся, правда, что этого не случится.
3 мая
Раннее утро. Мы находимся на дрейфующем льду Гудзонова залива, что само по себе звучит очень красиво. Вчерашний день был насыщен событиями, весьма отличными от тех, что наполняли наши экспедиционные будни, когда мы шли на привычных лыжах, а собаки наши с обычным усердием тянули привычную лямку. В результате мне просто не хватило времени, чтобы заполнить страничку дневника под названием «2 мая», поэтому и случился некоторый сбой ритма повествования.
Мы предполагали выйти на маршрут в 10 часов утра. Несмотря на это, я по экспедиционной привычке встал в шесть, спустился на кухню, вскипятил воды, набрал все термосы, которые увидел вокруг, а их было только два – мой и Уилла, сварил себе кофе и сел почитать в ожидании своих товарищей по команде.
Мицурика в шесть уже не было – он ушел к собакам. Примерно без четверти семь спустился Уилл. Джон проснулся последним, потому что накануне здорово погулял в баре и пришел часа в три ночи. Он вчера настойчиво приглашал меня присоединиться, но я, к своему счастью, отказался.