NWT. Три путешествия по канадской Арктике

Увидев эту картину, Уилл моментально изготовил примитивные, но очень эффективные тормоза с помощью пропущенных под полозьями веревок. Здесь он несколько перемудрил, установив свои тормоза до начала спуска, и нам с ним пришлось изрядно попотеть, чтобы дотолкать нарты по рыхлому снегу до той точки, где они смогли наконец-то начать положенное по закону Ньютона движение вниз под действием силы тяжести. Зато движение по склону полностью контролировалось предводителем, и спуск прошел гладко и без проблем.

Примеру Уилла последовали и остальные каюры. В конце концов, нормально преодолев спуск, мы выскочили на абсолютно гладкую ледяную поверхность озера, образовавшуюся в результате замерзания выступившей на поверхность льда воды. Движение нарт происходило юзом, но мы смогли с этим справиться.

Затем снова начался подъем. Этот подъем тоже был весьма протяженным, и трудности его преодоления усугублялись тем, что полуденное солнце жгло немилосердно. Ульрик, Томас и Мартин шли сзади и немного отстали – ветерок доносил до нас их крики. Добравшись до верхней точки подъема, мы решили устроить ланч, и ребята скоро к нам присоединились. Ульрик сказал, что на подъеме они, подобно нам, тоже использовали расклад трое человек на двое нарт, и один из них, в данном случае Томас, перемещался по мере необходимости в его помощи от нарт Мартина к нартам Ульрика.

Подкрепившись, мы тронулись в путь и метров через пятьсот выехали на озеро, преодолев первый, самый протяженный, перешеек. Их сегодня было много на нашем пути, но таких протяженных, к счастью, больше не встречалось.

След, по которому мы шли, становился все менее читаемым, а когда мы свернули в сторону озера Линкс по менее накатанной дороге, он уже, вообще, еле угадывался. Собаки шли неплохо, но упряжка Ульрика, которая шла последней, отставала довольно значительно. Как уже вечером рассказал нам Ульрик, когда он остался один со своей упряжкой, а Мартин с Томасом ушли вперед, случилось непредвиденное – порвался основной трос, связывавший собак с нартами, и семь собак из девяти убежали. К счастью, убежали они недалеко. Метров через двести они остановились, не понимая, почему же вдруг стало так легко тянуть – совсем, как в песне Высоцкого: «Мне вчера дали свободу, что я с ней делать буду?!». Так и наши молодцы, не успев вкусить свободы по-настоящему, стояли и, по-видимому, соображали, что же с ней, этой свободой, делать. Единого мнения, на наше счастье, у них не выработалось, что позволило Ульрику настичь беглецов и с огромным трудом с помощью двух не успевших сбежать собак водворить их на место. Привязав собак, Ульрик догнал нас уже без приключений.

Предолев серию подъемов, мы пересекли водораздел бассейна Большого Невольничьего озера и распрощались с ним теперь уже всерьез, выйдя в район тундры. Лагерь разбивали в уже привычных для нас после прошлогодней экспедиции условиях. Вокруг безлесные, практически голые сопки, но много обнажений, лишайников, и повсюду уже ощущается дыхание весны. Облака сгустились, давление упало, тепло чрезвычайно: температура плюс два градуса, и пока соверщенно неясно, что будет с погодой дальше. Маклаки совсем размокли, раскисли, от ног идет пар. Завтра, наверное, надену резиновые сапоги, если этот природный катаклизм не прекратится.

Уилл сегодня заявил, что почти всю ночь не спал, потому что ему мешали «какие-то» собаки. Поскольку никаких собак, кроме наших, в ближайших окрестностях не просматривалось, каждый из каюров мог отнести этот упрек в свой адрес, но по понятным причинам этого не сделал. Не дождавшись проявления даже видимого сочувствия, предводитель с обиженным видом взял из палатки свой мешок, оттащил его метров на сто в сторону и улегся спать под открытым небом. В Антарктике мне приходилось сталкиваться с подобным явлением, и все было бы ничего, если бы здесь, в тундре, не существовало пусть минимального, но шанса встречи с медведем или росомахой, для которых лежащий одиноко в спальном мешке человек, несомненно, представляет собой жертву. Даже предводительская неприкосновенность не спасла бы в этом случае Уилла. К нашему облегчению Уилла вызвался сопровождать, по-видимому, собираясь спать рядом с ним, Кэньон – здоровенный меланхоличный пес.

Подводя итоги сегодняшнего дня можно было с определенностью сказать, что день был непростым: сложный рельеф, жара, а тут еще, уже в конце его, когда я готовил ужин из традиционной оленины, выяснилось, что мясо наше пропахло… бензином. Проведенное исследование нарт показало, что грубое нарушение одного из основных правил путешественников – по возможности не ставить в одни сани топливо и продовольствие – в результате многочисленных переворотов нарт привело к тому, что немного бензина из канистры пролилось на кусок мяса. Приходилось теперь пронюхивать каждый кусок, поднося его ко рту. Если нос не чувствовал беды, наступала вторая стадия проверки с помощью чувствительных рецепторов языка – прошедшие первую проверку куски отправлялись в рот и прожевывались. Если запах все же обнаруживался, то их выплевывали.