Ныряльщик за жемчугом (СИ)

1

Видел ли ты когда-нибудь, как блещет на солнце, переливаясь золотом и перламутром, морская гладь? Манит, затягивает, щекоча солоновато-горьким ароматом ноздри, прибрежным шелестом волн нашептывая ласковое и заветное? Ощущал ли, как благоговейно замирает всё внутри в томительном предвкушении, проходя по телу тягучим предвестником горячей сладостной судороги? Помнишь ту великолепную нерешительность, что сковывает тебя, когда волна касается ступней, облизывая щиколотки, язычками пены проскальзывая между пальцами, и как безумно медленно влажная прохлада сменяется теплом, поднимаясь всё выше, к беззащитным коленям…

Мягкие подушечки тонких пальцев чутко касались кожи, лёгкими движениями проводя по щекам, скользили по чёткому контуру скул, расправили хмурую складку между бровей, еле заметно пощекотали обаятельную ямочку на щеке…

— Не вертись!

На шероховатый лист бумаги падал рассеянный солнечный свет. Ясмин расправила плечи, поудобнее устраиваясь в плетёном кресле уличного кафе. Здесь было почти пусто. У местных жителей нашлись этим утром дела поинтереснее, а неугомонные туристы ещё не воспряли после вчерашний порции местного пива и шнапса. Девушка снова примостила папку с листами на ловко согнутом колене и, вытащив из-за уха карандаш, споро зашуровала им по бумаге. С портрета смотрел симпатичный темноволосый и темноглазый парень: обаятельное, располагающее лицо, умный взгляд. Тень раздражения, тронувшая породистые губы, не портила общего благоприятного впечатления от образа. Рука сама потянулась выровнять тон вокруг задорной ямочки. Ясмин досадливо прикусила губу. Сколько ни внушал преподаватель, что это халтура, недостойная художника, но ничего поделать с собой она не могла, и после каждого сеанса подушечки её пальцев лаково отливали графитом, затёртые до зеркального блеска. Оригинал, сидевший напротив, и как раз потянувшийся к соломинке, торчащей из большого стакана густого фруктового сока, живо свидетельствовал о том, что портрет получился удачно.

— Джер, пожалуйста, — взмолилась девушка, в голосе скользнули кровожадные нотки, — уже не долго. Лучше расскажи пока, что там у тебя вышло с Софией.

Молодой человек обречённо откинулся на спинку кресла.

— Это была не София, а Криста. София была месяц назад, и почему-то решила уйти с моим приятелем. С моего же дня рождения, если помнишь!

— Не помню. Так что дальше?

— Дальше за бесхозного красавца-мужчину взялась умница Криста. Ты видела Кристу? Метр с кепкой, груди нет, талии нет, заднего бампера нет, а на лицо без слёз не взглянешь — всё в веснушках пополам с прыщами, и не поймёшь чего больше.

— От скромности ты не помрёшь.

— Я попробовал, конечно, свыкнуться с мыслью, и убедить себя, что главное, в сущности, чтоб человек был хороший, но увы… попытался ей как-нибудь намекнуть, что поцелуи в тёмном зале кинотеатра — это, пожалуй, и всё, на что я в данном случае способен, но она, по-моему, не поняла. Тогда я сменил тактику, и рискнул сосватать её Томасу — ему-то всё равно; он, если очки снимет, вообще не видит ничего. Но ведь если нащупает — не промахнётся? Томасу идея понравилась, Кристе нет. Она, видишь ли, с какой-то радости выдумала себе большую, светлую любовь…

— Сейчас помолчи.

— Я понимаю, нехорошо так поступать, и если девушка влюбилась, надо понять, помочь, отнестись…

— Да помолчи же, я сказала!

— Слушай, а может, ты с ней поговоришь?

Страдальческий вздох, вырвавшийся у художницы, был полон неизбывной тоски.

— Джерфид, — Ясмин посмотрела поверх бумаги, наградив паршивца на редкость тяжелым взглядом, — ты можешь мне объяснить, почему проблемы такого рода возникают у тебя, а решать их должна младшая сестра, то есть я? Если не нравится тебе девушка, так какого ж чёрта было вообще с ней встречаться?

Последние три слова сопроводили глухие удары — Ясмин ребром ладони в такт речи пыталась донести понятия деликатности и совести сосновой столешнице, интеллектом весьма напоминавшей дорогого братца. Карандаши покатились в разные стороны, с весёлым звонким стуком падая на шероховатый кафель.

— А всё из-за тебя! — прошипела девушка, откладывая папку на соседний стул и принимаясь собирать раскатившийся инвентарь, бормоча сквозь зубы, что после такого никакие карандаши не выживут.

— А неплохо получилось, — раздался рядом доброжелательный голос.

Сидя на корточках Ясмин оглянулась на звук. Задорно улыбаясь на неё сверху вниз смотрел молодой светловолосый мужчина. Он поднял укатившийся карандаш, и терпеливо протягивал ей, между делом оглядывая пристроенный на стуле портрет.

— Можно и мне такой?

— Да пожалуйста, — вступил в разговор Джер, торопливо подхватываясь с места натурщика, — я пока здесь посижу.

Ясмин скрипнула зубами, брат откровенно упивался собственной находчивостью.