Ныряльщица

Эта мысль наполняет меня совершенно неправильной радостью, и от нее тоже хочется улыбаться. В последнее время мне подозрительно часто хочется улыбаться, мне кажется, что это не к месту, особенно в сложившихся обстоятельствах, но я ничего не могу с собой поделать. Мои чувства напоминают штормящее море, меня то выбрасывает на берег, то затягивает на глубину, и что с этим делать, не представляю. Равно как и не представляю, что мне с этой глубиной делать.

Во всех смыслах.

Правда, когда звенит звонок, меня накрывает идеей. Чем больше я нал ней думаю, тем больше она мне нравится, поэтому я не тороплюсь выбежать из аудитории. Хар проходит мимо меня (а ведь он пришел на наши занятия совсем недавно!), и его улыбка не оставляет сомнений в том, что парень в восторге от лекции. То есть от переписки с Кьяной.

Она чуть задерживается, то есть не задерживается, но М’эль все делает медленно. Медленно — не значит тормозит, это просто ее стиль. Если сравнивать с водой, я бы сравнила ее с океанской волной, не в шторм, а когда под едва слышный рокот он накатывает на берег, омывая камни.

Приходится ждать, пока она соберется, а потом перехватывать прямо на лестнице (почему-то я уверена, что за дверями аудитории это сделает Хар).

— Кьяна, привет.

Она останавливается, но смотрит на меня без улыбки и настороженно.

— Привет.

— Я хочу извиниться. — В отличие от извинений перед Роминой эти — совершенно искренние. — Я вела себя резко, если не сказать грубо.

Девушка приподнимает широкие темные брови, на лице на миг отражается изумление, которое, впрочем, тут же стирает улыбка.

— Неожиданно, — говорит она. — Но спасибо. Не думала, что для тебя это важно.

— Важно, — говорю я. — И я очень рада, что у меня наконец-то хватило мозгов это признать.

Брови Кьяны приподнимаются повторно, потом она все-таки смеется.

— Наверное, никогда не привыкну к твоей особенности говорить в лоб.

— Над этим мне тоже стоит работать, — фыркаю, но тут же становлюсь серьезной. — Я подумала по поводу курсовой… Помнишь, мы хотели взять с тобой одну тему? И если мы обе хотим над ней работать, наверное, это будет даже круто. Мы можем рассмотреть легенду о лиархах с разных сторон, преподнести эту историю как бы с двух точек зрения — лиархов и въерхов. Мне кажется, это будет прикольно, и Н’етха это может заинтересовать.

Она задумчиво смотрит на меня и жует губу, а йотом поднимает вверх большой палец.

— Крутая идея! Если честно, никогда не думала об этом с такой стороны.

— Тогда пойдем говорить с ним?

— Давай на следующей практике. Я сейчас очень спешу. — Она смотрит на двери, но тут же поправляется и переводит взгляд на часы. — Обязательно, Вирна. Я очень рада, что ты это предложила. Серьезно.

Киваю, и Кьяна быстро бежит наверх, а я улыбаюсь.

Окидываю взглядом полупустую аудиторию и понимаю, что настроение у меня просто отличное.

С К’ярдом мы сегодня не встретились: его не было в Кэйпдоре. Это я выяснила, когда дожидалась его у аудитории, и один из въерхов отпустил шуточку на тему, что бегать за ним можно было бы менее заметно. Впрочем, даже это мне настроения не испортило. Впервые за долгое время я чувствовала себя на удивление бодро, зато тот факт, что у меня полностью свободный вечер (Дженна настояла, чтобы я не выходила на работу на этой неделе), полностью поставил меня в тупик.

Из «Бабочки» мне перевели аванс, на который теоретически можно было существовать месяц. Если не существовать, а жить, то недели две, а если жить на полную, то дня три-четыре. Я выбрала первый вариант (мало ли, что будет дальше), и по дороге домой купила себе лапши у дядюшки Ро и сладкую булку на утро.

Вообще мне было дико непривычно осознавать, что по возвращении домой ничего делать не надо. То есть совсем ничего. В бассейн сегодня идти было нельзя по определенной причине, Вартас был занят, а домашнее задание… ну, домашнее задание — это же вообще ерунда. Особенно когда делаешь его не ночью, когда мысли расплываются, как водоросли, а очень даже днем. Выяснилось, что днем я делаю все в разы быстрее, поэтому получилось даже немного позаниматься по пропущенным дням.

Декан восприняла мое освобождение с кислым лицом, но главное, что восприняла. И приняла, что не радовать не могло. В итоге после того, как закончила заниматься, решила взяться за уборку. Сидеть на месте и ничего не делать у меня всегда получалось очень плохо, а пыль в доме сама себя не вытрет, и полы тоже не помоют. Ближе к ночи, когда дом больше напоминал музей, а тоска по сестрам отступила на задний план, я устроилась на диване под пледом, глядя на пенящееся море.

Как же хочется распрощаться со своим страхом раз и навсегда! Я привыкла быть сильной, но эта боязнь воды стала для меня слабостью, через которую пока не получалось перешагнуть. Не получалось, но обязательно получится! Об этом подумала, когда взгляд наткнулся на банку: разумеется, бабочки в ней уже не было, равно как не было и воды, но саму банку я оставила. Чтобы помнить о том, что произошло, и почему мне нельзя сдаваться.

Почему Митри и Тай должны жить у Зорга.