o 06ca6b79ce8660b5

«моральное слабоумие». Немецкая исследовательница Христиана Ротмалер полагала, что

основными жертвами программы массовой стерилизации стали выходцы из низших слоев,

которые пытались зарабатывать себе

254

на жизнь случайными приработками. Они, как правило, происходили из больших семей,

где господствовала нищета, а потому дети не могли получить достойного образования.

Для осуществления программы стерилизации при немецких судах создавались

специальные подразделения — «Суды наследственного здоровья» (ЕГГ). Нацизм,

положивший в основу идеи, презиравшие права человека, взял на вооружение разработки

Гуго де Фриза, Альфреда Плётца и других поборников евгеники, которые жаждали

провести проверку «уровня размножения» отдельного человека. В этих судах об-

рабатывались заявления, предоставляемые ночлежками для нищих, биржами труда,

тюрьмами и союзами по борьбе с алкоголизмом. В принципе с подобными заявлениями

могли выступать и медики. Но врачи в большинстве случаев предпочитали не обращаться

в ЕГГ. Дело было не в их гуманистических принципах или клятве Гиппократа. Все было

проще: они боялись за свою практику — пройди слушок, что тот или иной врач

направляет своих пациентов на стерилизацию, и к нему просто перестали бы ходить.

После поступления в «Суд наследственного здоровья» заявления на определенную

личность проводилось краткое дознание — опрашивались работодатели этого человека,

его друзья, родственники, функционеры местной ячейки НСДАП. Сам суд был простой

формальностью. Нередко за 15 минут рассматривалось по три-четыре дела. В первые годы

осужденные на стерилизацию могли опротестовывать такое решение и в качестве

собственной защиты привлекать медиков, в данной ситуации выполнявших роль адвока-

тов. Но в 1936 году имперский руководитель медиков, Герхард Вагнер, лишил врачей

возможности выступать на стороне «асоциальных личностей». Апеллировать можно было

только к членам «Суда на-

255

следственного здоровья». Попавшие в этот суд были, по сути, обречены — даже в

сомнительных случаях предписывалась стерилизация. Представшие перед

наследственными судьями фактически не имели никакой возможности спасти свое

будущее потомство. Единственный путь избежать стерилизации заключался в том, чтобы

доказать невозможность контактов с противоположным полом. Однако это было возмож-

но только в монастыре, и то в редком случае.

После принятия решения «наследственными судьями» осужденные доставлялись

полицией в больницу. Тот, кто пытался скрыться и не являлся в «Суд наследственного

здоровья», тут же объявлялся в имперский розыск. Пойманные упрямцы подвергались так

называемому «шестинедельному курсу» в закрытых специальных учреждениях. Там

проверялся диагноз «наследственных судей».

Только для 10% женщин, стерилизованных в принудительном порядке, это вмешательство

прошло без осложнений. Нацисты не делали исключений даже для детей, стерилизация

которых в условиях еще несформировавшихся половых органов была очень рискованной.

Нацистские врачи проводили операции без учета сложения, возраста, психической и

физиологической конституции жертвы. Страх, потрясение, защитные реакции в условиях

фактического отсутствия наркоза делали это насильственное вмешательство предельно

опасным. Многие из жертв стерилизации умирали прямо на операционном столе.

Причины смерти были самые различные: нарушение работы сердца, остановка дыхания,

закупорка сосудов. После операции многие кончали жизнь самоубийством, так как не

могли перенести нанесенную им физическую и психологическую травму.

Нацистские властители цинично заявляли, что принудительная стерилизация вовсе не

являлась ка-

256

ким-то наказанием, что она направлена только на соблюдение интересов немецкого

народного сообщества и самого индивида, что стерилизация вовсе не являлась поводом

для общественного презрения и не могла затрагивать честь и достоинство прошедших

через эту программу.

Между тем, согласно закону, прошедшие через стерилизацию обязались сохранять

молчание. Чувство унижения они должны были хранить в себе. О постигшем их

физическом и психическом горе они не должны были никому говорить, даже близким

людям. По большому счету, несколько десятков тысяч мужчин и женщин были просто

искалечены. При этом осложнения у женщин возникали гораздо чаще, чем у мужчин.

Согласно нюрнбергским расовым законам, они не были «пригодны для брака», а потому

не могли создавать семью. Под страхом уголовного наказания им запрещались отношения

с расово полноценными мужчинами, которые могли воспроизводить арийских детей.

Судьба этих женщин была трагичной, после принудительной стерилизации они с трудом

находили работу. В основном они занимали малооплачиваемые должности. Им

приходилось забыть о том, что они могли быть домохозяйками, женами, матерями — этот

путь был для них навсегда закрыт. В то время, когда материнство считалось высшим

женским идеалом, эти женщины были не просто изувечены, они были морально и

психически изуродованы. Кроме того, стерилизованные мужчины могли в определенной

мере продолжать свою сексуальную жизнь вне брака. Для женщин это было просто не-

возможно.