o 0a115616b968c99b

свечи струей, и, кошка, брезгливо отряхнувшись, - выскользнула в сени.

Федор подождал, пока травница затихнет, и, достав из седельной сумы мешок с порохом –

щедро посыпал им выметенный пол. Он взял свечу, и, выйдя в сени, - бросил ее в горницу.

Порох занялся сразу, и мужчина, усмехнувшись, увидел, как белая кошка, взобравшись на

забор, следит расширенными, огромными глазами за пылающей избой.

Уже сталкивая лодку в реку, он обернулся – зарево видно было даже отсюда. Федор опустил

руки в темную, прохладную воду, и, смыв с них кровь, перекрестившись, подумал: «Вот и

все».

Эпилог

Краков, Царство Польское, август 1613 года

-Вы покричите, пани Мирьям, - ласково попросила акушерка. «И ложитесь уже, хватит вам

расхаживать».

-Так легче, - женщина встряхнула замотанным шелковым платком головой, и, наклонившись

над столом, упираясь в него руками, позвала: «Хаим!»

-Я тут, милая, - донеслось из-за двери. «Меир за детьми присматривает, не волнуйся.

Младшие спят уже. Может быть, воды тебе принести, я тут, за дверью, кувшин оставлю.

Жарко ведь».

Акушерка стерла пот с высокого, белого, без единой морщины лба, и сказала: «Принесите,

пожалуйста, рав Горовиц, такая духота, даже вечером».

Она выскользнула за дверь, и, глядя в обеспокоенные, темные глаза, улыбнулась: «Да все

хорошо идет, не волнуйтесь, все-таки семнадцатый ребенок, будет быстро».

-Быстро, - пробормотал Хаим Горовиц и вздохнул: «Все равно, я велел детям Псалмы

читать, ну, на всякий случай».

-Не помешает, - согласилась акушерка и сказала: «Вы зайдите, трогать ее вам нельзя уже,

но хоть так – ей легче будет. Я сама на кухню спущусь».

Он остановился у двери, и, как всегда, подумал: «Господи, какая она красавица. Как я ее

люблю».

-Что там, - тяжело дыша, сказала Мирьям, - со сватами нашими? Договорились вы о

приданом? Так неудобно, что у меня схватки за столом начались, я, конечно, извинилась, но

все равно…

-Договорились, конечно, - кивнул Хаим. «Тот дом, что они за Ривкой дают – рав Шмуэль

сказал, что как раз после праздников его отделывать закончат, можно будет туда мебель

перевозить, белье постельное, серебро…, А на Хануку пусть венчаются».

-Хорошо, - Мирьям все стояла, опираясь на стол. «Хаим…- она закусила губу, - оттуда, -

женщина махнула рукой в сторону окна, - ничего не было?»

Он покачал головой и ответил: «Нет. Уже и не надо ждать, Мирьям».

Жена стукнула кулаком по столу, - сильно, - и рав Горовиц вздрогнул. «Это, - четко,

раздельно сказала Мирьям, - мой сын, Хаим. Я буду его ждать столько, сколько надо. Хоть, -

она прервалась и застонала, прижавшись щекой к столу, - всю жизнь».

-Конечно, конечно, милая, - торопливо сказал муж. «Ты только не волнуйся, пожалуйста, ты

же рожаешь».

Акушерка занесла в опочивальню серебряный кувшин с водой и вздохнула: «Идите, рав

Горовиц. Прогуляйтесь, что ли, вон, светло еще на дворе».

Он посмотрел в темно-серые, как грозовая туча, глаза жены и торопливо сказал: «Дети

сейчас позанимаются, и будут ложиться. Только бы все хорошо было…

-Будет, - сквозь зубы ответила жена и ласково улыбнулась.

Он прикрыл за собой дверь и зашел в спальню к младшим. Самый маленький, годовалый

Арье, спал, раскинув пухлые ручки, чмокая губами. Длинные, кудрявые, темные волосы

разметались по подушке. Рав Горовиц оглядел большую опочивальню и посчитал на

пальцах:

-Тут пятеро, семеро с Меиром и Элияху. Господи, мальчик мой, уж и не узнаем, что с ним

случилось, сгинул, пропал на этой Москве. Как войско возвращаться стало – так спрашивали

у них, однако никто не слышал ничего. А теперь царь там, новый, русский. Мир заключать с

ними будем, говорят. А нашего мальчика и не вернуть уже», - он снял нагар со свечи, и,

прикоснувшись к мезузе, вздохнув, подумал: «А у Элишевы трое уже и тоже – мальчики все.

И у Мирьям, наверное, опять мальчик будет».

Он спустился вниз, и, взяв свою шляпу с сундука в передней, позвал: «Меир!»

Сын высунул светловолосую голову из столовой и улыбнулся: «Как там мама?»

-С Божьей помощью, - рав Горовиц оглянулся, и, подняв крышку сундука, пробормотал: «На

всякий случай. Я схожу, прогуляюсь немного».

-Конечно, папа, - ласково ответил юноша, и рав Горовиц, взглянув в серые глаза, подумал:

«Как он на брата старшего похож. Ну, семнадцать лет, как раз и под хупу вставать можно.

Господи, два десятка лет мы с Мирьям живем, а будто – только вчера обвенчались. Только

бы все хорошо было, дай Бог, дай Бог».

Меир вышел из столовой, и, нежно взяв отца за плечи – он был выше ростом, - сказал:

«Папа, ты только не волнуйся».

-Вот женишься, - пробурчал рав Хаим, - я на тебя посмотрю.

Он вздохнул, и, открыв тяжелые ворота – вышел на залитую закатным, медным сиянием,

узкую улицу. От Мариацкого костела доносились тяжелые, гулкие удары колокола.

Рав Горовиц рассеянно с кем-то поздоровался, и, засунув руки в карманы, пошел на восток –

к деревянному мосту через Вислу. Он посмотрел на темную, широкую реку, и, подняв голову,

глядя на бесконечную, с редкими огоньками, равнину на том берегу, вдруг прошептал:

«Убережет от всякого зла. Господи, ну забрал ты нашего мальчика, так пусть хоть он бы не