больной зуб, он остался доволен, вот, - мужчина помахал письмом, - сегодня обедаю у него.
Так, - он оглядел детей, - сейчас папа позавтракает, а вы пока умывайтесь, и пойдем на реку.
Пьер, - он встал и помог девочке выбраться из креслица, - последи за Мартой. И не будите
маму, она отдыхает, - велел Волк, провожая их глазами.
Дети ушли, держась за руки и Марта, подвинув ему банку с джемом, сказала: «И вправду –
не разлучить их. Ну, крестами еще не менялись, конечно».
-Поменяются, Марфа Федоровна, - уверил ее зять. «А что вы спрашивали насчет титула – он
рассмеялся, - так я его не просил, разумеется. Королева прошлым годом пригласила к себе и
говорит: «Месье де Лу, вы оказали столько услуг моему покойному Генриху, вы сами
вызвались отправиться в Квебек – я не могу вас не наградить. Так и стал бароном, - Волк
зевнул и добавил: «А вообще я – личный помощник генерал-губернатора наших колоний,
принца Конде, ну, до осени. А потом – вице-губернатор Квебека».
Марфа оглядела его и сказала: «Ты, главное, Михайло Данилович, как на Москву поедем –
на рожон там не лезь. Ну, да, впрочем, я за тобой и за Федором присмотрю».
-Уж в чем, а в этом – никогда замечен не был, - улыбнулся Волк и, засучив рукава льняной,
белоснежной рубашки, сказал: «Я смотрю, вы и сыр достали. Это тоже – от Большого Луи,
балует он нас».
-Конечно, - пожала плечами Марфа, - можно было месье Антуана и осенью сюда привезти.
Но не хотелось времени терять, ты уж извини, что Джон так решил».
-Ничего страшного, - отмахнулся Волк, отрезая себе хороший кусок сыра, - я Большому Луи
доверяю, как самому себе, шесть лет с ним работаю.
-Хорошо ты с людьми сходишься, - задумчиво сказала теща, - ну да сие у тебя – с детства,
наверное.
-От матушки моей, - Волк поднялся и отодвинув стул для жены, укоризненно заметил:
«Разбудили они тебя все-таки. Пей молоко, свежее совсем».
Мэри запахнула халат, и, зевнув, нагнувшись, поцеловала мать в щеку: «Да я бы и сама уже
встала, еще документы осталось обработать, кое-какие. Ты с детьми погулять сходи, а я
займусь».
-Я тебе помогу, - пообещала Марфа, искоса разглядывая спокойное, свежее лицо женщины.
Белокурые косы были уложены на затылке и заколоты серебряными шпильками, на белых
щеках играл чуть заметный румянец.
-Выспались вы оба, - одобрительно заметила Марфа и подумала: «Господи, никогда Мэри я
такой счастливой не видела. Только бы с родами все хорошо прошло, все же не девочка
она».
Мэри подперла щеку маленькой, унизанной кольцами рукой, и, заметив взгляд мужа,
сказала, одними губами: «Я тебя люблю».
Он поднялся, и, наклонившись к ней, едва слышно шепнул: «Я тебя тоже».
Федор прошел мимо Нового моста, и, хмыкнув, осмотрел гранитный пьедестал, окруженный
деревянным забором. «Вот тут и поставят памятник Генриху, - подумал он. «Конный,
бронзовый. Не жалеет ее величество денег».
Он обернулся и, взглянув на остров Сен-Луи, что остался позади, сжав зубы, велел себе:
«Нельзя. Вчера я там был, с Марьей гулял, а Лизы не застал. В лавках была, наверное.
Господи, как я скучаю. С той осени…, И еще неизвестно, когда с Москвы вернемся. А
молодец этот месье Мари, набережные в порядок привел, укрепил тут все».
Федор вздохнул, и, перекрестившись, пошел дальше – к площади Дофина. Трехэтажный
дом, под темно-красной, черепичной крышей, стоял прямо на углу. Он поднял голову и
увидел сестру, что, стоя у большого окна, махала ему рукой.
-Все-таки молодец Михайло Данилович, - подумал Федор, оказавшись в изящной, обитой
темно-серым шелком передней. На каминной доске стояли бронзовые часы, пахло кедром, и
он, наклонившись, поцеловав сестру в лоб, спросил: «Ну, как вы тут?»
-Да скоро уже, - Мэри улыбнулась. «Проходи, поешь что-нибудь, мы со стола еще не
убрали».
-Да я ненадолго, к мужу твоему, - отмахнулся Федор. «Дома же он?»
-Пока да, - Волк вышел в переднюю, - но вот скоро с детьми на реку пойду. И Марфа
Федоровна тоже – поднялась давно.
Женщина поманила его к себе, и Федор, улыбнувшись, поцеловал пахнущую жасмином руку.
«Вы, матушка, если хотите, приводите завтра детей на стройку, - сказал он, - там у нас из
котлована воду выкачивают, им интересно будет. И Марью с Авраамом – тоже берите».
-Ну вот после завтрака и появимся, Феденька, - ответила мать, и Волк, указав глазами на
дверь кабинета, велел: «Пойдем».
-Всем бы такой вкус, - про себя вздохнул Федор, оглядывая шелковые, цвета слоновой кости
обои, и мебель – темного ореха. Нюрнбергские часы медленно пробили полдень, и он вдруг
спросил: «А ты сам отделку заказывал, или декоратор постарался?»
Волк прислонился к столу, и, усмехнувшись, ответил: «Сам, конечно, я не зря столько лет в
Японии прожил – там начинаешь понимать, что такое красота. Так что там у вас
случилось?»
Он слушал, а потом рассмеялся: «Не обращай внимания, со мной, то же самое было, года
два, что ли назад. Да, в общем, - Волк пожал плечами, - почти со всеми, кто хоть как-то
заметен при дворе. Она вообще женщина безобидная, не мстительная. Так что занимайся
своим фундаментом, и не думай об этом».
-Она не мстительная – подумал про себя Федор, вспомнив, на мгновение, прозрачные,