o 26827bf23e6c9ef9

так же ревностно, как и Сам Враг, оберегают тайну о том, что скрывается

за

обманом, называемым бескорыстной любовью. Весь этот дом и сад --

сплошное

бесстыдство. Они до тошнотворности напоминают то описание Небес, которое

принадлежит перу одного из их поэтов; "Тот край, где жизнь царит и

воздух

дышит мелодией и тишиной".

Мелодия и тишина... До чего я их ненавижу! Как благодарны мы

должны

быть за то, что с тех пор, как отец наш вступил ад (а это было много

раньше,

чем оказалось бы по человеческим данным), ни одного мгновения адова

времени

не было отдано этим отвратительным силам. Все заполнено шумом --

великим,

действенным, громким выражением победы, жестокости и силы! Шум и только

шум

способен защитить нас от глупого малодушия, безнадежных угрызений

совести и

неисполнимых желаний. Когда-нибудь мы превратим Вселенную в один

сплошной

шум. На земле мы сделали большие успехи. Под конец мы заглушим все

мелодии и

всю тишину небес. Я полагаю, что мы еще недостаточно громки. Но

наука

движется вперед. Ну а ты, отвратительный, ничтожный...

(Здесь манускрипт прерывается, потом -- - другой почерк..)

В пылу литературного рвения я обнаружил, что нечаянно позволил

себе

принять форму большой сороконожки. Поэтому я

диктую продолжение своему секретарю. Теперь, когда

превращение

совершилось, я узнаю его. Оно периодически повторяется. Слух о нем

достиг

людей, и искаженная версия появилась у их поэта Мильтона с

нелепым

добавлением, будто такие изменения облика "в наказание" наложены на

нас

Врагом. Более современный писатель по имени Шоу понял, в чем здесь

дело:

превращение происходит изнутри и его должно считать блестящим

проявлением

той Жизненной Силы, которой поклонялся бы отец наш, если бы он

мог

поклоняться чему-либо, кроме самого себя. В своем нынешнем виде я еще

больше

жажду увидеть тебя и обнять крепко, крепко, крепко.

Подписано: Подхалим

по поручению его Преисподнего Адородия Баламута.

ПИСЬМО ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ

Мой дорогой Гнусик!

Через эту девушку и ее отвратительную семью твой подопечный каждый

день

знакомится со все новыми христианами, и при

этом -- весьма умными. Теперь будет нелегко устранить духовные

интересы

из его жизни. Ну ладно, постараемся их извратить. Без сомнения, ты

часто

превращался в ангела света на тренировках. Что ж, пришло время сделать

это и

перед лицом Врага. Мир и плоть обманули наши надежды. Остается

третья

возможность. Если она приведет к хорошим результатам, победа будет --

высший

сорт. Низринутый святой, фарисей, инквизитор или колдун доставляют

аду

больше радости, чем такие заурядности, как тиран или развратник.

Прощупав новых друзей твоего пациента, я считаю лучшим местом

нападения

пограничную область между богословием и политикой. Многие из его

новых

друзей ответственно подходят к социальным следствиям религии. Само по

себе

это плохо. Но и этим можно воспользоваться на благо.

Ты обнаружишь, что многие социально-христианские писатели считают, что

уже на ранней стадии развития христианство

начало искажаться и отходить от доктрины Своего Спасителя. С

помощью

этой идеи мы снова и снова поощряем то представление об

"историческом

Иисусе", к которому различные ученые приходят, устраняя "позднейшие

вставки

и искажения", и которым затем пользуются, противопоставляя его всякому

из

христианских преданий. В прошлом поколении мы поддерживали

концепцию

"исторического Иисуса" на либеральных и гуманистических основах. Теперь

мы

выдвигаем нового "исторического Иисуса" по линии марксизма, мировой

катастрофы и революции. У этих концепций (а мы собираемся менять их

примерно

каждые тридцать лет) множество достоинств. Во-первых, все они

направляют

благоговение человека на несуществующее, ибо каждый "исторический

Иисус"

неисторичен. Письменные источники говорят то, что в них сказано, и к

этому

ничего нельзя добавить. Поэтому после каждого "исторического

Иисуса"

приходится что-то вытягивать из них, преуменьшая одни стороны

и

преувеличивая другие, а также строя гипотезы (мы научили людей называть

их

"блестящими"), з

а которые никто не дал бы ни гроша, но которых достаточно для

появления

целой плеяды новых Наполеонов,

Шекспиров и Свифтов в осенней рекламе любого издательства. Во-

вторых,

все эти концепции измеряют значение своего "исторического

Иисуса"

какой-нибудь специфической теорией, которую Он якобы провозгласил. Он

должен

быть "великим человеком" в современном смысле этих слов, то есть

человеком,

утверждающим что-нибудь сумасбродное, чудаком, предлагающим людям

панацею.

Так мы отвлекаем людей от того, кто Он и что Он сделал. Сначала мы

просто

превращаем Его в учителя мудрости, потом замалчиваем глубокое единство

Его

учения с учениями других великих учителей нравственности. Людям ни в

коем

случае нельзя увидеть, что все великие учителя нравственности посланы

Врагом

не для того, чтобы сообщить им нечто новое, а для того, чтобы

напомнить,

восстановить все древние банальности о добре и зле, которые мир

так