o 690f386c6285b1ad

жаль парня, хороший был солдат и отличный друг…

Дел у меня в городе образовалось предостаточно. Можно было снова их отложить и потратить

ещё недельку на мероприятия подобные моему походу в умирающую зелёную зону города, но я

решил, что, скорее всего, большая часть таких походов закончится столь же печально. Много

времени прошло, город изменился, да и я уже не был тем сопливым юнцом, который мог найти

покой возле озера с лебедями. Тогда, наверное, я не испытал бы ничего кроме тоски, оказавшись

возле пруда каким помнил его в своей юности. Время то безвозвратно ушло. Я больше не грустил

от расставания с очередной «единственной» любовью, я каждый день вспоминал боевое прошлое

и тяжесть автомата в руках. Мир моих ценностей изменился до неузнаваемости. Город тоже. Так

что я начал решать свои дела.

Родительский дом был одной из таких проблем. Что с ним делать я решительно не знал. Жить

там я не мог – правда, не мог. Что-то изнутри буквально гнало меня оттуда. Продать его? И этого я

сделать не мог, не поговорив прежде с Андреем, а связаться с ним – можно, но придётся

задействовать экстренный канал, а использовать его таким макаром, значит напрашиваться на

серьёзные неприятности с собственным отрядом. Надо было решить проблему раньше, на

похоронах, но тогда ни один из нас не задумывался о такой мелочи как дом. Так что проблема

повисла прочно. Лучше дела обстояли с моим финансовым багажом. Изрядная сумма на

банковских счетах, это конечно, хорошо, но у денег есть одно неприятное свойство – они быстро

кончаются. Следовало с ними что-то делать. Прибыльная работа в фирме Коня в прошлом, тырить

со счетов фирмы я уже не мог, значит, однажды настанет (пусть через десяток лет, но таки

настанет) день, когда мои финансы начнут напевать романсы. Первое что пришло в голову –

открытие собственного дела, на вроде фирмы Коня. Опыт в коммерции такого рода у меня теперь

имелся, можно было попробовать, но возникли кое-какие сомнения, так что идею, я отложил в

долгий ящик и решил посоветоваться с бывшим работодателем. Конь к моей проблеме отнёсся с

пониманием и всплеском активности. Не знаю, какие связи он задействовал и пользовался ли ими

для себя (скорее всего, пользовался, да по любой пользовался), но вскоре более половины своих

средств я вложил в акции компании, название которой сейчас даже не могу вспомнить. Витя не

обманул – очень скоро компания эта потолстела, и её акции метнулись вверх. Как такое можно

было просчитать заранее – без понятия, а Витя на такой вопрос не ответил бы. Впрочем, я и не

спрашивал, просто будь на его месте я, то не сказал бы. Вообще, я до сих пор очень благодарен

ему, парень всегда помогал мне. Стоило только попросить и он всегда готов…, а ведь бродяга даже

понятия не имел, насколько денежных знаков я опустил его фирму. Как-то сейчас не по себе. Тогда

я не чувствовал угрызений совести, а вот сейчас, спустя столько лет – совесть проснулась.

Глупо…, Конь давно на том свете, да и думаю, не сильно бы он обиделся, вскройся мои

махинации со счетами «Артеса».

Через неделю после первой встречи со стариком, я отправился навещать его. Наверное, из

жалости. Не знаю. Просто я чувствовал, что должен навестить старика, а почему не знаю. Купил

ему всякой снеди, преимущественно такой, какой мне самому хотелось во время вынужденной

изоляции средь белых стен и воздуха пропитанного запахом различных лекарств. Апельсины тоже

не забыл. Баул получился серьёзный. Даже руки немного устали, когда нарисовался в дверях

26

приёмного покоя больницы. Там я столкнулся с проблемой – имени-то я не знал. Пришлось

отлавливать человека в белом халате и рассказывать историю своего недавнего визита. К палате

меня проводили, предупредив, что больной идёт на поправку, но волноваться ему всё равно

нельзя. Потом ещё раз напомнили, что пускают меня к нему, исключительно потому что за время

нахождения в больничных пенатах к пациенту так никто и не пришёл. Ради душевного здоровья

несчастного, бедный нищий, вечно голодный молодой врач, не только не запретил мне посетить

бедолагу, но и…, в общем, пришлось сунуть надоедливому эскулапу купюру не шибко крупную,

что бы, наконец, заткнулся и отстал уже от меня.

В палате я немного разволновался: старик лежал неподвижно, с закрытыми глазами, вытянув

ноги и сложив руки на груди – ни дать ни взять, трупак. Вокруг него высились капельницы, какие-

то изредка пикающие приборы, мебель вот тоже была в палате – тумбочка. И стул. На него я и сел,

на самый краешек. Очень там было не уютно в тот момент. Старик, казалось, при смерти,

атмосфера удручающая и вот-вот случится что-то нехорошее, а я со своими апельсинами

припёрся…, бледный недвижный профиль старика такие мысли только подстёгивал.