препараты, которые обычно сбывали налево, пациентов же отправляя по аптекам покупать всё это
за свои кровные. Вряд ли они перепугались шибко, просто поступили разумно – кто знает какие
связи у этого жмота? Связи в то время порой решали вопросы, которые иначе не решались никак.
Может, старый профессор просто сотрясал воздух, а может, и нет. Проверять на собственной
шкуре наличие или отсутствие связей профессора с людьми, чьи фамилии он назвал, никто не
захотел. Лечение Влада отняло не так уж много средств, зачем рисковать всем, что имеешь, из-за
пары копеек? И я бы на месте врачей той больницы предпочёл бы не дразнить судьбу.
Увы, пойдя на уступки, врачебный консилиум местной больницы обзавёлся на редкость
сложным пациентом. Климов наплевательски относился к больничному режиму, скандалил с
врачами, приставал ко всем подряд медсёстрам младше 40-ка лет, отмочил пару шуток (их
содержание осталось неизвестным, медсестра лишь заметила, что «этот старый козёл перешёл все
допустимые рамки приличий!»). А, совсем недавно, господин учёный муж, плюнув на режим,
отправился в прибольничный магазин. Когда он возвращался, с двумя бутылками пива и пачкой
сушёной рыбы, местный охранник попытался всё это у него отобрать. «Больной» намерения
охранника принял близко к сердцу и вступил с ним в драку. Бедняге он поставил фингал, укусил за
плечо и разбил бутылку пива ему об голову. Когда же профессора скрутил напарник потерявшего
сознание охранника, он на всю больницу начал орать, что на него напали и в ближайшее же время,
больницу ожидает череда исковых заявлений. В общем, от профессора избавиться были бы только
рады. И если бы не вероятность его связей с теми неизвестными мне людьми, думаю, его пнули
бы оттуда задолго до моего прихода…, похоже, было там что-то ещё, помимо возможности
контактов с высокими фигурами, что-то, о чём медсестра просто не знала. А я не стал выяснять.
Возникшее чувство недосказанности всех причин принудивших горделивый, свински
ориентированный врачебный состав, к терпимости и честности, я отбросил, оставив без
внимания. Следовало бы проверить профессора до исподнего, прежде чем заводить с ним
приятельские отношения. Но я этого не сделал. И, наверное, правильно, что не сделал…
Короче, хватит философии.
Влад оказался весьма оригинальной личностью с некоторой долей загадочности. Сейчас,
столько увидев, столько пережив, повидав сотни учёных из десятка поколений, я понимаю, что
лишь такой необузданный, во многих смыслах чудной человек, наделённый гениальным разумом,
был способен сотворить аппарат, подаривший нам бессмертие, вампирам новый дом, а землянам
гиперпрыжки и двигатели сверхсветовой тяги, в синхронизирующих контурах хроностаза.
Спустя час мы покинули больницу. А ещё через час сидели за одним столиком, потягивая
фирменный виски бара «Белая горячка» и любовались зажигательным танцем абсолютно голой
блондинки. Потом брюнетки. Там так принято было – девушки с одним и тем же цветом волос
подряд не выступали. Не знаю, помогало ли сие владельцам бара, но зал у них никогда не
29
пустовал. Хороший был бар. Только вот профессор…, только встал с больничной койки, в свои 60
с лихом лет и первое место, в которое он захотел пойти – стриптиз бар «Белая горячка»…,
хороший мужик он был, хоть и конкретно странный.
Мы сдружились с Владом. Несмотря на очень солидную разницу в возрасте, воспитании и
даже в уровне интеллекта. Он был странным человеком и хорошим другом. Почти год мы
общались. Часто выпивали вместе, причём не раз и не два, старый профессор перепивал меня,
молодого здорового как конь солдата. Климов был стар, но спиртное жрал как авиалайнер горючее
и пьянел с трудом. Как он сам говорил – последствия одного неудачного эксперимента
поставленного на себе в юности и природная устойчивость к алкоголю. На вопрос, что за
эксперимент такой, он чаще всего отвечал, что никогда не был в Нигерийских пустынях. Причём
тут Нигерия? Без понятия, но профессор утверждал, что это очень важное место, потому что в
Англии не растут гималайские финики. В общем, любая попытка узнать о его прошлом напрямую,
натыкалась на такие вот ответы. Он не делал тайн из своего настоящего, не редко, за пьяным
столом, он рассказывал о том, как видит своё будущее, но прошлое всегда было табу. Почему, я
понял позже. И хорошо, что позже. Не знаю точно, но, думаю, за профессором всегда и везде вели
наблюдение. Не гласное конечно, но постоянное. Может, я ошибаюсь и пасли его только в
последние месяцы, но если нет – стоило ему рассказать о себе и меня убрали бы на следующий
день. А так, я был хотя бы готов, к тому, что последовало.
За этот год я хорошо узнал Влада, как человека. Может, вам и неинтересно знать, каким он