руками, поставил одно из кресел, находившихся около журнального столика рядом с
2бЗ
ним, приказав тому сесть, а сам устроился на диване, примыкавшем к входной двери в
комнату.
— Кто вы такой и что вам надо? — спросил солидный. — Вы не понимаете, в какое
дерьмо влезли?!
— Это ты не понимаешь, куда ты сейчас попал, Патрон! — Виктор держал на
колене направленный на того пистолет. — За что ты приказываешь убивать людей?
— Ах, вот в чём дело?! А я-то думал! — усмехаясь, протянул Патрон. — Если дело
и впрямь только в этом, то вы мне не противник. Я никого не убивал, а доказать, что
приказывал убивать, вы не сможете.
— А я и не собираюсь это никому доказывать, для меня достаточно того, что я это
знаю.
— И что вы хотите сделать? Да вы знаете, кто я такой?!
— По виду — ты человек, другое дело — какой. Вот я и хочу спросить с человека,
посчитавшего себя вправе отнять жизнь у другого человека.
— Спросить?! Как? — улыбался насмешливо человек в кожаном пальто. — Вы
хотите, чтобы я рассказал, как можно решиться на это?
— Отнюдь... Я предполагаю спросить с тебя по древнему закону: смерть за смерть,
поскольку, убив другого, невинного, ты тем самым безусловно признал, что в
отношении тебя самого правомерно подобное же действие. По закону равенства.
— Нет такого закона! Есть толпа, стадо, рабочий скот, быдло — назовите, как
угодно, — а есть избранные, элита, чьё право — властвовать, и дано оно от рождения.
— Надо же, насколько живуча эта формула — право имеешь или тварь дрожащая,
— усмехнулся Виктор.
— Вот вы упомянули древний закон: око — за око, зуб — за зуб. Однако позднее
взгляды высказывались гораздо гуманнее. Вспомните Иисуса Христа: ударили по щеке
— подставь другую. Или вот: богатому труднее попасть в рай, чем верблюду пройти
через игольное ушко. Кто сейчас помнит об этом? Христианство было гонимо в первые
века своего существования, пока избранные не поняли, что оно давало возможность
для правовой реабилитации индивидуализма. Первобытные религии — варварские
религии — допускали помимо рабовладельческих демократий и тоталитарную власть,
но только тогда, когда господствующая религия имела сильное верховное божество.
Политеизм никогда не способствовал монархии, и лишь возникновение христианства, а
в общем плане — монотеизма привело в итоге к монархическому общественному
устройству. Христианство, проповедуя строгую иерархию в своей мифологии,
единственный непререкаемый авторитет в своей основе, давало повод для реализации
индивидуализма в человеческом обществе до абсолютного предела, что и привело к
повсеместному становлению абсолютизма в государственном устройстве. Падение
монархий, впрочем, не привело к исчезновению индивидуализма, и он остался главной
чертой общественной жизни. Так что ваши попытки борьбы с ним просто бесполезны.
— И, как я понимаю, это значит: пусть живут и здравствуют убийцы, насильники,
грабители, воры, взяточники и прочая, в том числе и ницшеанствующая, социальная
мразь? Да у тебя, я вижу, целая философская система, не противно жить с такой
мерзостью в душе? Нет лишь одного — порядочности, а человек непорядочный — это
дерьмо. Однако нам пора расставаться.
Виктор взял свитер, висевший на спинке дивана, и начал заворачивать в него ствол
пистолета, заметив, что в лице противника мелькнул страх.
— Что вы собираетесь делать? — торопливо сказал тот. — Учтите, вам не удастся
уйти от ответственности! Возможно, сюда уже спешат мои люди: я должен был
позвонить своему шофёру.
2бЗ
Заворачивая пистолет, чтобы заглушить звук выстрела, и вынуяеденный следить за
пленником, Виктор не услышал, как открылась входная дверь в квартиру и в комнату
вошла Светлана. Оглянувшись, он вздрогнул; оторопел и пленник, всё так же сидя в
кресле.
— Света?! — воскликнул Виктор изумлённо.
— Ты?! — одновременно выдохнул пленник.
— Родной мой! — обратилась она к Виктору. — Зачем ты здесь?!
— Он убил Колычева, моего друга. Но как ты догадалась?.. — спросил было, но
понял, что вопрос был неправильный и поправился: — Как я понимаю, это твой
бывший муж?
— Я просто её муж, и не бывший, а настоящий, — отвечал пленник.
— Павел, ты уже не раз слышал, что я ушла от тебя, что люблю другого, что подала
на развод. И просила тебя не приближаться ко мне, — говорила она, видя, что тот встал
с кресла и направляется к ней. — А теперь, в дополнение к тем махинациям, к которым
причастен, ты стал ещё и убийцей?!
— А ну-ка сесть! — твёрдо сказал Виктор, вытряхнув пистолет из свитера.
Тот нехотя вернулся в кресло.
— Пойдём отсюда, пожалуйста! — просила умоляюще Светлана. — Не пачкай себя
этой кровью!.. Не оставляй меня сейчас, когда нам так хорошо!
— Так это ты — друг Колычева, это тебя чуть не убили наши ребята? —
проговорил Павел. — Жаль, что не убили! — продолжал он, понимая, что ему уже
ничего не грозит.
Светлана, вздрогнув, резко обернулась к нему.