o a3f5f3fb25c31a8f

— Да, там, по-моему, все ребята ничего, — согласился я. — Хоть приняли как людей.

Через неделю, когда мы вновь пришли в редакцию, Капица сказал нам:

— Ну что ж, моряки. Нам понравился ваш рассказ. Напечатаем. Если есть что-нибудь еще —

приносите.

— Конечно, есть, — заверили мы главного редактора и, не задерживаясь, отправились ко мне,

чтобы приняться за второй рассказ. Мы назвали его «Случай в Гамбурге». В нем говорилось о

фашистах, устроивших провокацию на советском судне. Они подбросили на борт

коммунистические листовки и хотели обвинить капитана в нелегальном провозе их в Германию.

Но благодаря бдительности вахтенного матроса провокация не удалась. Он заметил листовки, и

их заблаговременно сожгли в котельной топке. «Коричневые» пришли с обыском и ничего не

обнаружили. Случай был подлинный. Рассказ получился живой, интересный. Мы снесли его в

«Костер».

У Витьки кончился отпуск. Он ушел в море. Я остался на берегу и с нетерпением ждал выхода в

свет «Костра» с нашим рассказом. И вот наконец журнал у меня в руках. Лихорадочно листаю

его страницы, ищу наши фамилии. Пока нет… А может, вообще нет? Скорее в оглавление.

Вот!.. Страница тридцать шестая. О, какой шик! Заставка — по неспокойному морю плывет

огромный красавец-лайнер, немного ниже замысловатым шрифтом выведено — «Концерт», и

слева, мелко — наши фамилии. Здорово! Непередаваемое чувство счастья, гордости, какого-то

детского восторга. Хочется показывать журнал каждому и спрашивать: «Читали рассказ

«Концерт»? Хороший?»— и потом скромно заметить: «Это я, между прочим, его написал.

Читайте в следующем номере «Случай в Гамбурге». Тот еще интереснее». Но это только в

мечтах. Пока я читаю «Концерт» сам. Читаю несколько раз. Очень хорошо написали!

«Случай в Гамбурге» напечатали в следующем номере. У меня появилась уверенность, что я

могу писать. Витька был далеко в море. Я начал работать один. Голову наполняли сюжеты

морских рассказов. Теперь я часто заходил в «Костер». Мне было уютно в редакции. Ко мне

относились по-дружески, охотно слушали морские истории, приглашали на совещания детских

писателей, проводившиеся при журнале. Тут я впервые в жизни увидел таких известных

писателей, как Каверин — он печатал в «Костре» свой роман «Два капитана», — хорошенькую

голубоглазую Ольгу Берггольц, Евгения Шварца, Льва Успенского, поэтов Гитовича и

Владимира Лившица. Я глядел на них с восхищением и гордился своей причастностью к

литературным кругам. Правда, на писательских совещаниях я всегда молчал: стеснялся,

чувствуя, что еще очень далек от того, чтобы выступать как равный и сказать что-нибудь

дельное. Зато я слушал жаркие споры о том, какой должна быть детская литература, как надо

писать, почему дети не принимают дидактики.

Когда кончился мой отпуск и я ушел в море, то стал чем-то вроде специального корреспондента.

Посылал в «Костер» свои письма из-за границы и советских портов, куда заходило мое судно.

За два года сотрудничества в «Костре» я написал больше десяти очерков и рассказов: «Туман»,

«Первый рейс», «Драгоценный груз», «На остров Сахалин» и другие. В 1940 году в «Костре»

был напечатан мой очерк «Сегодня в Таллине». Он был последним. Тревожное предвоенное

время, утомительные рейсы, короткие стоянки прервали тогда мои занятия литературой и связь

со ставшим для меня родным «Костром».

Школа

Вскоре после моего океанского рейса на «Щорсе» я снова получил назначение на теплоход

«Смольный», но уже старшим помощником. Капитана Зузенко на нем не было. Судном

командовал Михаил Петрович Панфилов.

«Смольный», как и прежде, держал линию между Ленинградом и Лондоном и для того времени

считался комфортабельным судном. Пассажиры-иностранцы с удовольствием путешествовали

на нем, любили русскую кухню и заведенные здесь порядки.

Я приехал на теплоход поздно вечером. Шла погрузка. «Смольный» стоял залитый светом

электрических люстр. Гудели краны. Иллюминаторы и окна пассажирских кают были

освещены. Я остановился и долго любовался судном. На таких мне еще старпомом плавать не

приходилось. Вступив на палубу, я услышал, как приятно «мурлычет» судовое динамо и чуть

заметно дрожит корпус. Меня встретил чисто одетый приветливый вахтенный.

— Вы новый старпом? — спросил он, взглянув на мои нашивки. — Ждем. Давайте вещи,

помогу.

Он провел меня в каюту старшего помощника.

— Старпом будет завтра. Он предупредил, чтобы я вас сюда поселил. Располагайтесь.

— А Михаил Петрович на судне?

— Дома.

— Не спит?

— Нет. На баяне играет.

Я удивился. На баяне? Почему на баяне? Раньше Панфилов на баяне не играл. Мне захотелось

сразу же повидать капитана. Я не видел его несколько лет. Каким он стал? По мягкой,

вишневого цвета дорожке, расстеленной в коридорах и на трапах, я поднялся наверх и