Ну что мы могли думать — оторванные от Родины, без правдивой информации, лишенные
могучей поддержки своего народа? И все-таки все эти сообщения, победные реляции,
истерические запугивания Гитлера не сломили духа моряков. Наоборот, мы как-то больше
сплотились, ненависть к фашизму возрастала пропорционально их победам, и всеми владело
одно желание: «Выстоять!» Правда, это было только начало. Что же приготовит нам жизнь
впереди?
А приготовила она нам не слишком приятный сюрприз — встречу с гестапо. Во двор въехало
два роскошных «майбаха». Офицеры комендатуры выстроились во фронт и приложили руки к
фуражкам. Видимо, прибыло какое-то большое начальство. Комендант суетливо подскочил к
передней машине, открыл дверцу. Из нее вышли две молодые женщины, двое мужчин в серых
костюмах и шляпах. Из второй вылезли трое со свирепыми рожами и овчарками на поводках.
Прямо на дворе началось совещание. Потом комендант провел прибывших в пустой барак. Они
заняли места у распахнутых настежь окон. Что же теперь будет? Из интернированных
образовали большой круг, в центре его встал помощник коменданта и скомандовал:
— По кругу вперед! Медленно! Как можно медленнее!
Страшный это был марш. Мы еле двигались. Когда достигали окон барака, раздавался окрик:
— Еще медленнее!
Человек оказывался перед семью парами сверлящих глаз. Они пристально изучали его. Сердце
леденело под этими взглядами. Нет, не от страха, а от какого-то чувства унижения. Как будто бы
тебя рассматривали под микроскопом.
— Дальше!
Мы делаем круг за кругом. Острота восприятия уже притупилась. Идем, идем… круг за
кругом… Гестаповцы в бараке листают какие-то альбомы, рассматривают фотографии, тихо
переговариваются между собой, и вдруг толстый в шляпе командует:
— Стоп! Выходи! Ты, высокий, рябой, выходи.
Круг останавливается. В сторону к солдатам выходит перепутанный доктор с «Хасана». Почему
его выбрали? Но гестапо объяснений не дает.
— Марш!
Снова круг пришел в движение. Кто следующий? Опять становится не по себе.
— Стоп! Выходи!
Теперь круг останавливают на электрике с «Хасана» Саше Бегетове. Потом выходит мой
капитан, матрос Боря Лойко, матрос с латвийского парохода еврей Миша Эдельманис.
Их сажают в машины и увозят неизвестно куда. Опустел двор, моряки собираются кучками,
строят предположения, почему и куда увезли товарищей. На душе муторно, какое-то чувство
вины перед взятыми в гестапо. Где же наша хваленая морская солидарность? Паршиво
получилось. Все ходят мрачные, опустив головы. На ум приводят самые страшные
предположения…
Утром в барак врывается один из моряков и кричит таким радостным голосом, какого мы не
слыхали уже много дней:
— Вставайте, ребята, скорее! Переводчик сказал, чтобы мы готовились к отъезду в Берлин. На
обмен! Понимаете вы это? На обмен. Нас будут менять на оставшихся в Союзе немцев.
Вставайте!
Второй раз приглашать не приходится. Все вскакивают с нар, орут, обнимаются, хлопают друг
друга по спинам.
— Рано радуетесь, — раздается чей-то трезвый голос. — Может быть, липа. Этим сволочам
верить ни в чем нельзя.
Наш восторг остывает. Надо проверить. Дожидаемся «аппеля». На перекличку выходит сам
комендант. Значит, будет что-то необычное. Нас пересчитывают. Комендант закладывает руку за
борт кителя, — так всегда делает фюрер, — и начинает говорить:
— Великая Германия цивилизованная страна. Даже с такими врагами, как вы, она поступает
гуманно. Завтра вас повезут в Берлин на обмен. Я сомневаюсь, что вы избрали правильный
путь. Вам давали возможность сохранить свои жизни. Потом вы могли бы жить как люди.
Германия защитит вас. Еще не поздно. Кто хочет остаться — выходи!
В строю гробовое молчание. Радостные, улыбающиеся лица. Комендант багровеет и рявкает:
— Банда подонков! Завтра к восьми утра быть готовыми. Ни минуты промедления. Разойдись!
Строй рассыпается. Слышен смех, веселые возгласы, и вдруг кто-то вспоминает:
— Братцы, а как же наши ребята? Которые в гестапо. Мы поедем, а они тут останутся?
Первую минуту все молчат, потом, как взрыв, раздаются голоса:
— Пусть возвращают товарищей! Не поедем! Теперь уже кричат все:
— Не поедем! Пусть привезут их обратно, тогда сядем в машины! Иначе не встанем с коек.
Ложись, ребята.
Это уже настоящий бунт. Кое-как успокаиваем моряков. У капитанов собирается короткое
совещание.
— Правильно, нельзя ехать без людей, которых забрали в гестапо, — говорит капитан
«Днестра» Михаил Иванович Богданов. — Это было бы бесчеловечно и не по-товарищески.
— А если мы откажемся, то не используют ли гитлеровцы это вообще как наш отказ
возвращаться на Родину? Тогда из-за пяти моряков мы поставим под угрозу возвращение ста
двадцати. Верно ли это будет? — спрашивает Леонид Филиппович Новодворский, капитан
«Волголеса».
Наступает тяжелое молчание. Вопрос правильный и сложный. А вдруг немцы действительно