объявят, что советские моряки отказались ехать домой? Ведь гитлеровцы так этого хотели!
— Верно, — говорю я. Меня тоже пригласили на это совещание, ведь капитана «Эльтона» нет, и
его должен заместить старпом. — Верно, но представьте себе состояние тех людей, которые
сейчас сидят в застенках гестапо. Им сообщают, что нас обменяли и мы уехали… С ума можно
сойти. Поставьте себя на их место.
— Ну, хорошо, — сердится Балицкий. — Что вы предлагаете?
Я молчу. Не знаю, что можно предложить в таком случае. И так плохо и так скверно.
— По-моему, надо подавать письменный протест, — говорит Богданов, — и указать в нем, что
мы требуем немедленной отправки нас на Родину вместе с людьми, взятыми в гестапо. В
противном случае мы будем ждать их возвращения.
— И не отвечаем за поведение своих команд, — подхватывает Балицкий. — Комендатуре
эксцессы не нужны тоже.
— Так, пожалуй, пойдет, — соглашается Новодворский. — Надеваем форму и идем к
коменданту. Времени терять нельзя.
Богданов садится к столу и пишет короткий резкий протест, потом мы переодеваемся в
парадную морскую форму и идем в комендатуру. Сначала комендант не желает принимать нас,
но, видя, что мы не уходим, приказывает переводчику пустить нас в кабинет. Он сидит за
столом и раздраженно барабанит пальцами. Балицкий передает наш протест, просит перевести
его. Лицо у коменданта становится злым, нижняя губа презрительно оттопыривается, и он
начинает кричать:
— Кто здесь хозяин? Кто смеет здесь что-то требовать? Немедленно расходитесь и будьте
готовы к восьми утра. Иначе мы вам покажем, как умеем расправляться с непокорными. Ну,
идите!
— Возвратите наших людей. Или мы не поедем. Будем ожидать их, — спокойно говорит
Балицкий.
Мы не трогаемся с места. Комендант продолжает кричать, но скоро выдыхается и, видя, что
наше решение неизменно, меняет тактику. Наверное, вопрос об обмене решен высоким
начальством, и нашему коменданту здорово влетит, если обмен будет сорван. Он начинает
уговаривать, взывает к нашему благоразумию.
— Господа капитаны, — говорит он, — не делайте глупостей. Я сегодня же запрошу гестапо и
обещаю, слово немецкого офицера, сообщить ответ. Я уверен, что ваши люди будут вместе с
вами через несколько дней. Прошу вас, идите и спокойно ждите ответа.
Мы уходим не очень удовлетворенные результатом протеста. На дворе нас окружают моряки.
Рассказываем о нашем посещении коменданта. Через два часа в комендатуру вызывают
капитанов. Сейчас у коменданта вид веселый.
— Ну вот, господа. Я же говорил. Ваших людей доставят завтра в Берлин. Все поедете вместе,
слово немецкого офицера.
— А если нет? Если их не привезут в Берлин? Комендант становится серьезным.
— Меня заверил начальник гестапо. Я предупредил его, что эти пять человек включены в
списки и подлежат обмену. Если он их задержит, не вернутся на родину пять немцев. Может
быть большой скандал. Так что не сомневайтесь.
Через несколько часов в лагерь въехала легковая машина. На ней увезли Балицкого. Нам
сказали, что его тоже завтра привезут в Берлин. Ему надо выполнить еще кое-какие
формальности по судну. После объяснения коменданта мы почему-то не очень беспокоились за
капитана. Завтра встретимся в Берлине. Но мы ошиблись. Плохо еще знали гитлеровцев.
Бланкенфельде
Утром за нами прибыли тюремные машины. Нас построили, пересчитали, приказали садиться.
Мы, счастливые, веселые, залезли в зеленые ящики, не обращая внимания на тесноту, духоту и
нестерпимую жару. Даже сгрудившиеся у машин охранники во главе с комендантом не казались
такими отвратительными. Ведь мы ехали на обмен. Домой!
Короткая дорога на вокзал, вагоны с решетками на окнах, мучительное желание курить,
несколько часов пути, и вот поезд уже на Берлинском вокзале. Несмотря на усталость, нас не
покидает хорошее настроение. Опять знаменитые «грюне Минны», и нас привозят в какой-то
подвал. А, черт с вами, возите куда хотите, только меняйте скорее! Начинаем обследовать новое
жилье. К величайшей радости, ребята находят несколько пустых пачек из-под папирос
«Казбек». На одной из них надпись карандашом: «Поехали на обмен». Значит, тут содержались
советские граждане и их обменяли! Наверное, это были работники наших представительств в
Германии. А может быть, провокация? Подкинули коробки для того, чтобы успокоить моряков?
Впрочем, какой в этом смысл? Нет, были тут наши… Поздно вечером гремит засов, дверь в
подвал открывается, и к нам вводят большую группу людей. Сначала в темноте мы не можем
разобрать лиц, но скоро раздаются радостные возгласы:
— Витька, ты ли это?!
— Сергей Николаевич, и вы здесь?
— Ничего, рябчики, не горюй. На обмен едем, скоро дома будем!
Оказалось, что привезли команду еще одного советского парохода, захваченного в Любеке.