o a3f5f3fb25c31a8f

…Наши девушки пользуются большим успехом у французов. Вечером, когда остается часа

полтора до отбоя, военнопленные выходят на двор, становятся у проволоки, разделяющей наши

половины, и начинают молчаливый флирт. Улыбаются, суют под проволоку сигареты, печенье,

хлеб. Женщины одаривают поклонников благодарными улыбками, собирают все и делятся с

нами.

Сколько раз, когда тревога за близких сжимала сердце, падало настроение, я слышал тихий

голос:

— Ну, что пригорюнились? Закурите, легче станет, Вот вдобавок кусочек хлеба. Извините,

больше нет.

Это наши девушки, Клава Лещева, Таня Окулова, Нина Салтанова, пытались поддержать меня.

Да не только меня. Многих. Я им очень благодарен за это. Тогда сигарета ценилась у нас дороже

золота. И еще Миша собирал обильную жатву. Он прекрасно пел итальянские песенки, и

французы, как-то услышав Мишин голос, теперь частенько просили его спеть. Эти

импровизированные концерты у проволоки нравились даже охранникам. Поэтому, наблюдая за

тем, что происходило в лагере, они сквозь пальцы смотрели на такое нарушение режима. Кроме

того, они знали, что мы собираемся ехать домой, и не боялись, что кто-нибудь из нас захочет

бежать. Такое либеральное отношение позволило нам тайно переправить на французскую

сторону два штатских костюма. Вскоре двое французов успешно бежали с работы. Их не

поймали. Немцы спохватились, но было поздно. В наказание нам резко ухудшили питание и

ограничили место прогулок. Общение с французами стало крайне затруднительным. У

проволоки постоянно дежурил автоматчик и не позволял подходить к ней. Концерты

прекратились, подарки с французской стороны тоже.

.. Радиоприемник Арташа все еще существует. Иногда днем нам удается поймать Москву.

Рудаков забирается под одеяло вместе с приемником, слушает. Кто-нибудь из интернированных

громко поет в бараке, шумно убирает помещение, кто-нибудь отвлекает часового разговорами,

— не то разряды в приемнике могут быть услышаны. Сообщения с Родины самые

неутешительные. Пока отступление продолжается, но во всех передачах слышится твердая

уверенность, что так не будет вечно. Временно — вот слово, которое всегда присутствует в

сводках. Мы верим этому. Но гитлеровцы делают все, чтобы поколебать эту уверенность,

несмотря на то что мы едем в Советский Союз. Авось кто-нибудь испугается и захочет остаться

в Германии. Напрасные надежды! Мы рвемся домой, на суда, помогать фронту, хоть чем-нибудь

быть полезными своей стране. Такое у всех желание. Мы не должны остаться в стороне, когда

все наши товарищи воюют. Нам приносят немецкие газеты. Наши города окружены, сообщения

о победах, списки награжденных Железными крестами. «Зондермельдунг!» «Зондермельдунг!»

«Зондермельдунг!»

А сегодня нам подослали солдата. Он чисто говорит по-русски. У него приятное простое лицо.

Он в немецкой форме с автоматом на плече, охраняет нас, но смотрит доброжелательно и

негромко, ласково говорит:

— Идите ко мне, хлопчики. Курить хотите? Вот вам сигареты. Покурите. Знаю, как трудно

курящему человеку без папирос. — Он сует под проволоку полпачки сигарет. Это целое

богатство. Мы с наслаждением закуриваем.

— Ты что, русский? — спрашивает солдата Мудров. — Чего же эту форму напялил?

Солдат смотрит на повара с сожалением.

— Эх, милок, не знаешь ты ничего, потому и вопросы такие задаешь. А я всего три дня как с

фронта…

— С какого? — вырывается у всех.

— С Ленинградского, — спокойно отвечает солдат. — Вот ранили в руку и сюда прислали.

— Ну, как Ленинград, стоит?

— Взяли ваш Ленинград.

— Что? Как взяли? Врешь ты все. В газетах ничего не было.

Взяли Ленинград… Неужели правда? Все дорогое, что есть в жизни, там… Город, где я родился,

прекрасный мой город, мать, жена, сын… Нева, спуск, где я сидел и размышлял о жизни, когда

меня исключили из Мореходки… Все мечты и надежды связаны с Ленинградом…

А солдат закуривает новую сигарету и спокойно продолжает рассказывать:

— Почему вру? В газетах еще будет. Ой, ребята, вы не представляете, какая у немцев сила! Как

поперли мы ходом, так в самый Ленинград и вкатились. Конечно, сопротивление нам оказали,

но куда им… Как пошли танки прямо на дома, стены падают, под ними так сотнями красные и

погибают… Вы не видели еще немецких танков! Звери, а не машины. Нет им преград. Да…

— А Эрмитаж целый? — не удержался и спросил я.

— Эрмитаж? Камня на камне не осталось от Эрмитажа. Как упала с неба многотонная, только

пыль пошла…

Эрмитаж разрушен. Он рядом с домом, где я живу, на Мойке. Значит… Не хочется думать.

Страшно…

— Да… До Марсова поля я дошел. Там меня и ранило. Бои ужасные там были.

Все подавленно молчат. Никак не укладывается в голове мысль, что Ленинград взят. Вдруг

Мишка Мудров спрашивает:

— А памятник Ленину на Марсовом поле как? Стоит?

— Памятник?