o a3f5f3fb25c31a8f

моряки, приехавшие на приемку шаланд в Гамбург. Переводчик складывает список и

вопросительно глядит на коменданта. Тот ему что-то говорит. Переводчик понимающе кивает

головой.

— Руе! Тихо! — кричит переводчик. — Внимание! В первой партии поедут только моряки,

имеющие заграничные паспорта. Остальные в следующей группе.

— Когда же? — спрашивают сразу несколько голосов.

— Не беспокойтесь. На днях. Можете разойтись. А те, кого вызвали, собирайте вещи, завтра

утром придут машины.

На дворе наступает неловкое молчание. Мы и рады за товарищей и завидуем им.

— Ну, что вы огорчаетесь? — говорит кто-то из счастливцев, не в силах сдержать улыбку. —

Завтра уедем мы, а послезавтра вы. Главное — начался обмен. Вот что важно.

И верно. Чего мы огорчаемся? Днем раньше, днем позже. Не так уж важно. Обмен начался. Сам

комендант сказал, чтобы мы готовились. Поедем со следующей партией. Какой ему смысл

врать? И все-таки тревожное чувство копошится где-то внутри меня… Нет-нет, все в порядке.

Не надо думать о дурном. Все хорошо… Я подхожу к Саше Аристову. Он улыбается, трясет мне

руку.

— Здорово получилось! Попал в первую партию. Да улыбнись ты, в самом деле. Поедете и вы

через день. Ты сам подумай. Раз пришло такое решение менять моряков, значит будут менять

всех. Не может же наше правительство одних обменять, а других оставить? Как ты думаешь?

Исключено. Чем мы лучше вас?

Его доводы звучат убедительно, и я немного взбадриваюсь. Не могут нас бросить.

— Вот что, Сашок, я тебя попрошу. Как бы там ни было, ты будешь в Ленинграде раньше меня.

Черт его знает, может быть, обмен и задержится на неделю там или больше…

— Да брось ты. Не задержится, я тебе говорю.

— Ладно. Я напишу маленькую записку домой, маме и жене. Передашь?

— Какой разговор, конечно передам. Напрасно все это… Давай пиши, а я пойду вещички

складывать. Только небольшую, чтобы не нашли при переезде границы.

Я иду в барак, беру листок бумаги и задумываюсь над ним. Что написать, чтобы успокоить,

чтобы знали, как я их люблю, как тревожусь за их судьбу… В короткой записке много не

напишешь. Пусть будет так: «Жив. Нахожусь в Берлине, интернирован. Надеюсь скоро быть с

вами. Берегите сынишку. Не падайте духом. Очень люблю вас и всегда помню. Саша расскажет

подробности. Целую вас».

В комнатах отъезжающие собирают вещи. Разговоры о том, как повезут: через Турцию или

через Швецию? Только эти две нейтральные страны могут помочь обмену интернированных и

пропустить их через свои границы. Несмотря на то что вторая партия отправится домой через

несколько дней, моряки с шаланд принимают различные поручения. Хочется скорее послать

весточку. Ведь дома могут предполагать что угодно…

Утром весь лагерь бурлит от возбуждения. Уезжают. Машины поданы. Они стоят у

комендатуры. Моряки с вещами уже вышли на двор и ждут команды. А она почему-то

задерживается. Нетерпение растет. У торговцев мехами подозрительное оживление. Они тоже

все высыпали на двор, о чем-то спорят, жестикулируют, собираются отдельными группками,

потом снова сходятся вместе. Мы видим, как от толпы отделяются три человека, подходят к

охраннику, показывают на комендатуру, что-то просят… Ага, понятно. Это делегаты. Они хотят

говорить с комендантом. Солдат вскидывает автомат и ведет их на передний двор, к

комендатуре. Что это они? Все время сидели тихо, а тут всполошились? Через двадцать минут

делегаты возвращаются. Лица у них улыбающиеся, довольные.

— Ну, что? Зачем ходили? — спрашивает Эдельманис.

— Мы тоже уезжаем, вместе с вами, — отвечает делегат и кричит своим: — Скорее выходите!

Не задерживайтесь!

Но магазинщиков подгонять не надо. Они уже давно на дворе. Подъезжают грузовики.

Приходит комендант и переводчик со списком. Моряков строят и по одному сажают в машины.

Мы прощаемся с товарищами. Обнимаемся, целуемся. Слышатся возгласы: «Передай все,

Сеня!», «И мы вслед за вами!», «Привет Ленинграду!» Когда последний моряк залезает в

грузовик, начинают садиться меховщики со своими шикарными набитыми чемоданами. Они

садятся без всякого построения, без переклички, без списков… Смутное, тревожное подозрение

закрадывается в душу. Что-то здесь не так. Почему уезжают меховщики, когда следующая

очередь была нашей?

Машины трогаются.

— Прощайте! Скоро встретимся! — кричим мы. — Скажите там, чтобы нас не забывали!

Распахиваются ворота, и машины исчезают из глаз. Уехали… Грустные стоим мы на дворе.

— Ладно, ребята. Не вешайте голов. Придет и наш черед, — пытается утешить нас помполит

Зотов, но почему-то эти слова не приносят успокоения.

Наоборот, звучат они неуверенно и вызывают неясное беспокойство. А вечером в лагерь от

французов каким-то образом проникает слух: за огромную взятку, полученную от меховщиков,

комендант отправил их в Турцию вместо нас. Может ли это быть? Нет, мы не допускаем такой