o a8f4e5e3a1273b3b

интеллигентно. Он сидел на деревянной скамье у стены и курил жадно и весело. Я бы

даже сказал - отдохновенно.

- Дай-ка и мне сигарету, - попросил я.

- На, кури... Будешь потом своей девочке рассказывать, как курил с уголовной рожей.

Я промолчал на это, закурил и раскрыл папку с делом.

- Ну что, опознала она стекляшки? - словно невзначай спросил Сорокин.

- Нет, Юра... Путается. Говорит, вроде мои, а может, не мои.

- Дура, - спокойно отреагировал он, - Если б ей этот хрусталь дорого достался, каждую

вазочку наизусть бы помнила.

- То-то тебе он дорого достался.

Он усмехнулся и вытянул ноги почти до противоположной стены камеры. Я еще раз

взглянул на фотографию в деле Сорокина: он возле серванта в ограбленной им квартире

показывает, где стояли три хрустальные вазы, те, что успел забрать. Выражение лица на

фотографии странное, необычное для него - тупое и покорное, как с перепоя.

- Нет, Саша, я тебе и в прошлый раз говорил: надоело... Ей-богу. Я здесь целыми днями

про жизнь думаю...

Старая песенка. Думает он.

- Ну и что ты думаешь о своей жизни?

- Работать буду... Как выйду, пойду вкалывать, на вечерний поступлю. Жизни жалко.

Отца жалко.

Отца ему жалко. Сказки Арины Родионовны.

- Ну, смотри, Юра... Я могу помочь с работой.

- Буду на тебя надеяться. А куда бы, например, можно? - полюбопытствовал он.

- Ну... посмотрим... - я замялся и вдруг сказал: - В метрострой хотя бы. Там люди

нужны.

Он кивнул и затянулся сигаретой. Слишком он был спокойным и веселым, Юра

Сорокин. Легко и подробно рассказал все, как было. На каждом допросе охотно добавлял

новые подробности. И это настораживало. На забубенную башку Сорокин похож не был.

Я вспомнил, как началось для меня дело Сорокина. После обеденного перерыва

встретился на лестнице Сережа Темкин и сказал:

- Беги, торопись в объятия. Там тебя раскрытая кража дожидается. Здорро-овый такой

амбал! Рецидивист, Юрий Сорокин. При задержании так меня звезданул - до сих пор звон

в ушах.

Я вошел в кабинет и увидел Сорокина. Он сидел и писал, неловко бряцая по столу

наручниками. Гришка Шуст молча поднял на меня глаза и кивнул в его сторону.

- Знаю уже, - сказал я. - Ну что, Юра, ты, оказывается, на милиционеров бросаешься!

Он поднял голову от бумаги, внимательно посмотрел на меня и молча продолжал

писать.

Потом рысцой в кабинет забежал пострадавший, Рафик - черные глазки, сухонькие

ручки, черные брючки-клеш и под ними нечищеные строительные ботинки.

Он подскочил к Сорокину и затараторил гортанно:

- Юра! Ну, тпер всю жизн будт твой благодарнст, что ты мне обокрал!

Сорокин лениво поднял на Рафика глаза и сказал спокойно:

- Отойди, трещотка...

Рафик работал на строительстве. В ту субботу жена выдала ему рубль на

парикмахерскую, а сама побежала в ГУМ, потому что соседка справа, у которой сестра

работала в ГУМе уборщицей, сообщила, что в субботу там выбросят какой-то дефицит.

Шел, значит, Рафик с рублем по двору, и попался ему навстречу полузнакомый знакомый

Юра, то ли когда-то жили по соседству, то ли где-то работали вместе, сейчас уже и не

упомнить. Во всяком случае, он знал Рафика по имени и попросил у него рубль. Так и

сказал.

- Рафик, - сказал, - дай рубль. Выпить надо.

Рафик признался, что рубль у него есть, но жена дала его на парикмахерскую, чтобы

Рафик постригся и не ходил патлатым, как шайтанка, потому что жена его такого видеть

уже не может. Знакомый Юра посоветовал жену вместе с парикмахерской послать куда

подальше, и пообещал постричь Рафика, как в Париже, и даже достал из кармана пиджака

маникюрные ножнички, чтобы Рафик не сомневался. Тот согласился, рубль вынул, и они

пошли в магазин, а по пути встретили еще одного знакомого, имени которого Рафик

припомнить сейчас не может.

На пустыре, за ларьком по приемке стеклотары они выпили, и все было хорошо, разговор шел интересный. А потом Юра попросил напиться. Ну, просто напиться. Воды.

В этом месте Рафик оборвал рассказ, опять скакнул черным галчонком к огромной

спине отвернувшегося Сорокина и затараторил:

- Вот, Юра, какой ты мне благодарнст дал... Как в мой квартир вода напилса.

Итак, Рафик привел друзей домой, дал им напиться, а сам признался, что хочет

вздремнуть, и прилег на диван, в столовой. Юра и друг с позабытым именем не стали ему

мешать и сразу ушли. Это Рафик помнит точно. Он прилег на диван, а в прихожей

хлопнула входная дверь и все затихло.

Соснул Рафик хорошо, часика три. Разбудила его собственная разъяренная супруга.

Рафик долго не мог понять, в чем дело, потому что жена, вцепившись в те самые патлы, для которых утром был выдан рубль, колотила мужнину голову о валик дивана и

исступленно кричала:

- Шайтанка! Где посуд? Где посуд?

Исчезли, как выяснилось, три хрустальные вазы и новая югославская кофта, итого за все

про все рублей на триста.

Сам Сорокин рассказывал неторопливо, скучающе. Ну, пошел он к Рафику воды попить.

А этот сморчок так упился, что ключ в замке позабыл. Сам виноват, лопух. Ключ Юра

приметил сразу, и когда они от Рафика вышли, спокойненько ключ вынул. Безвинного

алкаша, имени которого категорически не помнит, он турнул домой, а сам, повременив