o bdf4013bc3250c39

- И каким образом?

- Поеду в их контору, буду добиваться, чтобы меня приняли, - она загасила

сигарету, открыла вторую бутылку и наполнила стакан. – Съездишь со мной?

- Съезжу, разумеется. А далеко?

- Да нет, на Садовом кольце. Завтра тогда сгоняем?

- Договорились, - кивнул он. – Как компания называется?

- ООО «Социальный заказ».

- Название-то придумали! – хмыкнул Добряков. – Нашли же, как

замаскироваться!

- А что, тем и купили толпу доверчивых. Знаешь, сколько народу к ним

кинулось! Я на этой волне тоже сглупила. – Она выпила третий стакан и

зажевала салями. – Значит, смотаемся. А не боишься? – посмотрела на него в

упор.

- Я-то? – он замешкался, но тут же собрался и отшутился: - А что, там

стреляют?

150

- Стрелять не стреляют, но мордоворотов всяких в охране достаточно.

- Мордоворотов я повидал достаточно. А про стрельбу сказал так, в шутку.

- А если кроме шуток? Ты про Афган рассказывал и про трупы какие-то…

- Ничего себе «какие-то»! Самые настоящие трупы, наших, русских

солдатиков! Я после этого полгода по ночам вскакивал и вроде как лунатиком

сделался.

- Как так «вроде»?

- Не знаю, как объяснить, не медик я… Вроде сплю, а рассказывали, что

командую громко: «Караул, строиться у тумбочки дневального!» Офицеры

укладывали меня в постель (мы все вместе жили, в офицерской палатке), я

вроде как снова засыпал, а на следующую ночь, ровно в половине пятого, все

повторялось. И так полгода, пока не уволился и в Москву не приехал. Здесь

все прошло, как рукой сняло. Самое интересное, что когда я просыпался и

мне про это рассказывали, я ничего не мог вспомнить. И в то же время не

поверить им не мог, не стали бы они в той обстановке так шутить…

- Обстановочка была что надо, да? – сочувственно посмотрела на него Зина.

- Не то слово! Я тогда только что свою Красную Звезду получил…

- Даже так? – не удержалась она.

- Как-нибудь тоже расскажу, - продолжал он. – Так вот, наш временный

военный городок располагался неподалеку от одного хела. Это у них так

селения называются небольшие, на пятьдесят-сто семей. И вот как-то осенью

каждое утро мы стали находить за ограждением городка наших солдат. Без

головы. Шум, скандал. Усиливают ночное охранение – бесполезно. На утро

то же самое, один к одному, и почерк тот же – голова будто косой срезана, снизу вверх…

- Бр-р! – поморщилась Зина.

151

- Страшно? Не рассказывать?

- Да нет, ты рассказывай, - она налила себе еще стакан.

- Ну вот. Ясное ведь дело – духи шалят, и наверняка эти сволочи пользуются

поддержкой жителей соседнего хела. Но попробуй что-то узнать у жителей!

Молчат, как пришибленные! Смотрят исподлобья, по-волчьи, и, скалясь,

твердят по своему «душмон», «душмон»…

- Так ведь душманами их самих звали? – перебила Зина.

- Душманами их называли наши и местные власти, - пояснил Добряков. – Но

само слово «душмон» и означает враг. Я даже выучил на память, как оно

пишется на тамошнем языке дари. Дай-ка ручку с бумажкой.

Зина вытащила из ящика кухонного стола блокнот и ручку и протянула ему.

- Вот. Смотри. Наверное, всю жизнь помнить буду, - и Добряков, старательно

вырисовывая каждую закорючку, начертал на бумаге:

- Душмон! – еще раз четко произнес он, будто стараясь еще крепче запомнить

иноземное созвучие. – Нипочем не забыть!

- Да ты успокойся, выпей вот, - предложила Зина.

Добряков откупорил очередную бутылку, ополовинил ее прямо из горлышка

и зажевал сыром.

- Толку никакого от местных, говорю. И так во мне все закипело… - Добряков

махнул рукой и закурил. – Тошно вспоминать… Одним словом, я как-то

после очередного трупа дежурил по части. Ну, думаю, конца этому просто так

не будет. Поднимаю первое отделение своего взвода, приказываю сержанту

Коняхину боевую выкладку, велю дежурному по роте выдать боевые

патроны, сажаю взвод на БМП и вперед, к этому хелу. Часовой крикнул мне, 152

куда, мол. Я ему: «Ночные стрельбы». Выехали и через минуту были на

месте. По пути я задачу поставил, ребята смышленые были, поняли с пол-

оборота… Ну вот, стали обходить каждый домишко – они у них

аккуратненькие такие, глинобитные. Не входим даже - влетаем, распахивая

двери ногами. Вваливаемся, и кто бы там ни был – старики, дети, неважно –

открываем огонь!.. Весь хел обошли, всех положили…

- Боже… - Зина закрыла лицо руками. Потом отдернула руки и вперила в него

пылающий взгляд: - Но ведь там дети! Какими глазами на вас смотрели их

матери?

- Не знаю, - пожал плечами Добряков. – В глаза им я не смотрел тогда. Знал –

не выдержу и отменю приказ. Но этого нельзя было делать, нельзя,

понимаешь?! Иначе опять каждую ночь – новые трупы. Молодых солдат,

пацанов! У которых здесь, в России, тоже матери!..

Зина тяжело вздохнула и потянулась к бутылке. Налила, выпила залпом,

закурила. Помолчали. Тяжелая повисла тишина. Зина встала, подошла к

плите, пошумела сковородкой.

- Подложить горяченького? – спросила вполголоса.

- Нет, спасибо, сыт.

- А то смотри, не оставлять же.

- Сын придет, поест.

- Вторично разогретое – уже не то. Я ему свеженького приготовлю.

Добряков молчал, слушал, как, ворочаясь, утихает в груди боль. Потом взял

недопитую бутылку и выпил остатки пива.