На работе мучения продолжились в виде политсеминаров. Руководить ими должен был наш начальник лаборатории Михаил Ильич Иглицын, который, естественно, был членом партии и отвечал за нашу сознательность. Ему это дело, по-видимому, тоже не очень-то улыбалось, и некоторое время он просто отмечал в журнале, что семинар состоялся, и сдавал этот журнал в партком. Подвела его невнимательность: несколько раз подряд он проставил «отсутствовал» против фамилии одного и того же сотрудника. Того вызвали в партком, чтобы проработать за злостные прогулы, и тут сразу же выяснилось, что прогульщик вообще первый раз слышит о каких бы то ни было политсеминарах. Михаил Ильич получил нагоняй, и полит-семинары стали у нас проходить исключительно пунктуально. Одно было плохо – нашего руководителя во время выступлений слушателей неудержимо клонило в сон. Зная свою слабость, он в начале семинара ставил локти на стол и подпирал голову руками. Но на столе у него лежало стекло, и локти начинали медленно по нему скользить. Все присутствующие с замиранием сердца следили за этим процессом, ожидая драматического финала, но в последнюю секунду Михаил Ильич вдруг поднимал голову, открывал глаза и задавал выступающему вопрос.
Через некоторое время мне понадобилось сдать кандидатский минимум, в состав которого входил экзамен по философии. Подготовка к нему заняла в несколько раз больше времени, чем к двум остальным экзаменам (язык и специальность), вместе взятым. И все же уверенности в положительном результате не было. Выручило меня чудо: в день экзамена объявили, что в космос полетела первая женщина-космонавт Валентина Терешкова. Я сразу приободрилась, решив, что в такой день женщине вряд ли поставят что-нибудь меньше четверки. Надежды мои полностью оправдались: на моем последнем в жизни экзамене я получила «отлично».
От этой идеологической муштры мои родители пострадали, конечно, еще гораздо больше, чем мы. Несмотря на то что они оба были беспартийными, им полагалось быть высокосознательными просто по роду их деятельности: папа был заместителем директора Всесоюзного светотехнического научно-исследовательского института, а мама всю жизнь проработала на кафедре иностранных языков МЭИ. Мама всегда очень болезненно относилась ко всяческим покушениям на ее независимость. Она была счастлива, что дожила до отмены руководящей и направляющей роли КПСС, и время от времени повторяла: «Если я еще раз услышу, что КПСС – ум, честь и совесть нашей эпохи, я умру на месте». В последние годы жизни у нее было немало огорчений, но этого ей, к счастью, услышать не пришлось.
Не уверена, что эта массированная обработка изменила психологию советских людей в лучшую сторону, но имена вождей и основные даты истории СССР все граждане от мала до велика знали назубок. Казалось, что эти знания будут передаваться генетически, поэтому наше поколение не перестает удивляться, насколько быстро они улетучились из памяти молодежи.
В этом я убедилась, в частности, поехав в 2014 году к своим родственникам в Петербург (для меня по-прежнему Ленинград, несмотря на отсутствие каких-либо особенно теплых чувств к Владимиру Ильичу). Всласть наговорилась с любимой сестрой Аллочкой, съездила с ней на кладбище, повидалась со всем ее семейством и, разумеется, отправилась в ознакомительную прогулку по антикварным магазинам, которые когда-то были неиссякаемым источником волнующих приобретений. В последнее время этот источник безнадежно иссяк, но какой-то атавистический инстинкт вел меня по прежним адресам.