О благодеяниях

[1] Отец вскормил меня. Если я делаю для него то же самое, то возвращаю ему (долг) с избытком, ибо он имеет удовольствие не только получать себе пропитание, но получать его – от сына; ему более доставляет наслаждения расположение моей души, чем самое вещество. Пропитание же, которое доставлялось мне им, шло только на мое тело. [2] А кто достиг того, что сделался известным среди народов своим красноречием, справедливостью или воинскими подвигами, покрыл великой славой и своего отца и рассеял блестящим светом мрак своего происхождения, тот разве не оказал своим родителям бесценного благодеяния? [3] Кто бы узнал Аристона и Грилла, если бы у них не было сыновей: Платона и Ксенофонта? Софрониску не дает умирать Сократ. Долго (было бы) перечислять остальных людей, которые продолжают жить (в памяти потомства) не по иной какой причине, как только потому, что их сохранила для потомства высокая доблесть детей. [4] Кто кому оказал большее благодеяние: Агриппе ли отец его, оставшийся в неизвестности даже и после Агриппы, или отцу своему – Агриппа, который был награжден венком за морскую победу[129], – достигнув таким образом самой редкой военной награды, – и воздвиг в городе столько величайших сооружений, таковых, что они превосходили прежнее великолепие и в последующее время никаким великолепием не были превзойдены? [5] Октавий ли оказал своему сыну более важное благодеяние или сын его (божественный Август) отцу своему (Октавию), хотя сего последнего и сокрыла тень приемного отца?[130] Какое наслаждение получил бы Октавий, если бы увидел своего сына, по прекращении гражданских войн, – охранителем безмятежного мира! Он не сознавал бы своего счастья и всякий раз, как взирал на себя, не вполне бы верил, что в его доме мог родиться такой муж. Зачем мне теперь следить за прочими, которые уже давно были бы преданы забвению, если бы их не извлекала из мрака и до сих пор не поддерживала во свете слава сыновей? [6] Впрочем, не станем обсуждать вопроса о том, «какой» сын возвратил своему отцу более благодеяния, чем получил от него, но о том, «мог» ли кто-либо возвратить (своему отцу) более (чем получил)? Хотя приведенных мною примеров еще недостаточно и эти (о которых я сообщал выше) благодеяния сыновей не превосходят благодеяний их отцов, тем не менее чего не достигнуто ни в одном веке, того достигает природа. Если поодиночке эти благодеяния не могут превзойти важности родительских заслуг, то многие, взятые вместе, превзойдут их.

Глава 33

[1] Сципион спас отца во время сражения и, нося еще юношескую тогу, устремил коня на врагов[131]. Мало того, что он презрел столько опасностей, которые весьма сильно удручали величайших вождей, презрел столько представлявшихся ему трудностей; мало того, что, будучи еще неопытным юношей, он, желая ринуться в первую схватку, устремился через тела ветеранов, – что он превзошел свои лета? – [2] прибавь к этому, что тот же, положим, самый человек[132] защищает от обвинений своего отца и спасает его от умысла сильных врагов, что он доставляет ему в другой и третий раз консульство и другие почести, которые должны составлять предмет желаний даже для людей, уже бывших консулами (консуляров); что он передает своему отцу, находившемуся в бедности, богатства, захваченные по праву войны, и, что всего славнее для военных людей, – даже обогащает его неприятельской добычей. [3] Если этого мало, то прибавь сюда, что он сосредоточивает в одних руках власть над провинциями и чрезвычайные полномочия; прибавь сюда, что, будучи защитником и созидателем Римского государства, которое, по разрушении важнейших городов, стремилось распространиться без соперников на восток и запад, он придает славному мужу еще более славы – называться отцом Сципиона. Можно ли сомневаться, чтобы возвышенная любовь и доблесть, – не знаю, чего более доставившая самому городу: помощи или славы, – не могли превзойти обычного благодеяния, состоявшего в рождении? [4] Затем, если этого мало, то представь себе, что кто-нибудь избавил своего отца от мучений, представь себе, что он перенес на себя эти мучения. Сколько угодно можно расширять благодеяния сына, тогда как родительский дар прост и легок; он сопровождается чувственным удовольствием для дающего, и притом (дар этот) такого рода, что родитель мог его, по необходимости, сообщать многим даже таким, которым и сам не знает, что дал; в этом благодеянии он имеет соучастника, в даровании его он видит исполнение отеческого закона[133], достижение наград[134], назначенных предками; словом, все хорошо видит, не видит только того, кому дает.

А когда, приобретя мудрость, кто-либо передает ее отцу, будем ли мы и в таком случае рассуждать, больше ли он дал, чем получил; будем ли мы рассуждать об этом, когда сын дарует отцу блаженную жизнь, сам получив от него только жизнь?

Глава 34