О благодеяниях

То же самое сделаю и при благодеянии: я стану наблюдать, когда дать, кому дать, как и для чего. Ибо ничего не должно делать без разумного основания и ничто не бывает благодеянием, кроме того, что дается рассудительно; потому что разум должен быть спутником всего высокого. Как часто от людей, упрекающих себя за неосмотрительную благотворительность, мы слышим такие слова: [3] «Я бы лучше желал потерять, нежели дать ему». Неосмотрительное даяние есть самый постыдный вид потери, и гораздо тяжелее неудачно сделать благодеяние, чем не получить его обратно. Ибо чужая вина, что мы не получаем, а что не выбираем, кому давать, наша. [4] При выборе же ни на что (другое) не стану я обращать меньшее внимание, как на то, что ценишь ты (именно), от кого можно было получить обратно; потому что я выбираю того, кто способен чувствовать благодарность, а не того, кто мог бы возвратить. Часто же и кто не может возвратить бывает благодарным и кто возвратил – неблагодарным. [5] К духу склоняется мое уважение. Посему богатого, но недостойного я миную; бедному человеку, но честному подам. Ибо и в крайней нужде он будет благодарным и, когда у него ничего не станет, останется душа. Не выгоду стремлюсь я извлечь из благодеяния, не удовольствие, не славу. Довольный (если удается) угодить одному, я стану давать для того, чтобы исполнить должное. И исполнение должного не бывает без выбора. Ты спрашиваешь, каков же будет этот выбор?

Глава 11

[1] Я буду выбирать человека прямого, простого, памятливого, благодарного, от чужого воздерживающегося, к своему не привязанного алчно и доброжелательного. Когда выберу именно его, то, хотя счастье и не даст ему ничего такого, чем бы он мог вознаградить в благодарность, дело совершится в силу решения. [2] Если же меня делает щедрым выгода и низкий расчет; если я помогаю только тому, кто и мне мог бы помочь, то я не сделаю благодеяния для человека, отправляющегося в различные и отдаленные страны, – не сделаю для того, кто намерен постоянно отсутствовать, – не сделаю для пораженного такой сильной болезнью, что ему не остается никакой надежды на выздоровление, и (ни для кого) не сделаю в случае собственной болезни, ибо не имею времени для обратного получения.

[3] А что благотворение есть вещь желательная сама по себе, это можешь узнать из того, что мы помогаем пришельцам, только что занесенным к нашим воротам и тотчас же собирающимся уходить; неизвестному человеку, потерпевшему кораблекрушение, мы дарим и снаряжаем корабль, чтобы на нем он был отвезен обратно. Он расстается, едва ли достаточно узнав виновника своего спасения и не надеясь никогда более возвратиться на наши глаза; вместо себя он делает богов нашими должниками[176] и их просит вознаградить своего спасителя за него. Между тем нам приятно чистое сознание благодеяния.

[4] А когда мы стоим уже при конце (жизни), когда мы делаем завещание, то разве не раздаем благодеяний, которые нам не принесут никакой пользы? Сколько времени проходит, пока втайне решается, сколько и кому дать! А между тем что за важность, кому именно дать, когда ни от кого мы не думаем получить обратно? [5] И конечно, никогда мы не даем с бо́льшим старанием, никогда не взвешиваем более наших суждений, как в то время, когда, по удалении материальных расчетов, нашим взорам предстоит одно высокое: мы бываем худыми судьями наших обязанностей все время, пока их нарушает надежда и страх, и особенно расслабляющий порок – чувственное удовольствие. Когда же смерть заключила все и послала для произнесения приговора судью неподкупного[177], мы ищем достойных людей, чтобы им передать свое (имение); и мы ничего более не исполняем с такой священной заботливостью, как то, что для нас уже безынтересно. И в это время, поистине, великое удовольствие наступает (для умирающего) при мысли: [6] «Этого я сделаю более богатым, а к достоинству этого прибавлю несколько блеска, увеличив (его) средства». Если же мы делаем благодеяние только в надежде на обратное получение, то надлежало бы умирать без завещания.

Глава 12

[1] «Вы называете, – говорят, – благодеяние неоплатным кредитом[178], а кредит не есть вещь желательная сама по себе». Говоря кредит, мы употребляем образную и переносную речь. Так (мы говорим, что) закон есть правило справедливого и несправедливого; а правило не есть вещь желательная сама по себе. Мы снисходим до этих слов ради уяснения дела. Когда я говорю кредит, то, разумеется, как бы кредит. Желаешь убедиться? Я прибавлю «неоплатный», тогда как никакой кредит не может или не должен оставаться неоплаченным.