[1] Можно ли сомневаться в том, что обида противна благодеянию? Подобно тому как наносить обиды – дело, которого самого по себе должно избегать и устранять, так и делать благодеяние – само по себе желательно. Там – позор пересиливает (привлекательность) всех наград (побуждающих к преступлению); а к этому (делу) призывает действенное само по себе представление высокого. [2] Я не ошибусь, если скажу, что нет никого, кто бы не любил своих благодеяний[186], нет никого, у кого бы душа не была устроена таким образом, чтобы он с большей охотой видел человека, которому уже сделал много добра, которому снова делать благодеяния – не служило бы поводом именно то, что он уже сделал однажды. Ничего этого не случилось бы, если бы нам не доставляли наслаждения самые благодеяния. Как часто ты слышишь говорящего: [3] «Для меня невыносимо оставить (без попечения) того, кому я дал жизнь, кого я избавил от опасности. Он просит меня вести (за него) его судебный процесс против людей, благосклонных (ко мне). Мне этого не хочется; но что же делать? я уже не раз ему помогал!» Не видишь ли, что этому делу присуща какая-то собственная сила, которая заставляет нас делать благодеяния, во-первых, потому, что так должно, затем потому, чтобы мы уже раз сделали? [4] Кому давать вначале не было разумного основания, тому мы еще даем потому, что (раз) уже дали.
Мы так далеки от того, чтобы руководиться в благодеяниях корыстными побуждениями, что продолжаем заботиться и благоприятствовать даже бесполезным (для нас) людям из одной любви к благодеянию; благосклонно относиться к своему благодеянию даже в том случае, когда оно сделано неудачно, настолько же естественно, как и к избалованным детям.
Глава 16
[1] Те же самые (эпикурейцы) признаются, что сами они отплачивают за благодеяния не потому, что это дело благородное, а потому, что полезное. Что это – заблуждение, можно доказать с меньшим трудом, так как мы докажем это при помощи тех же самых доказательств, какие собрали (в пользу того), что делать благодеяния – дело само по себе желательное.
[2] (Нами) твердо установлено то (положение), из которого исходят и прочие наши доказательства, именно: что о добродетели заботятся не по другой какой причине, как по той, что она – добродетель. Посему кто осмелится заводить спор о том, благородно ли быть благодарным? кто не станет проклинать человека неблагодарного, бесполезного для самого себя?[187] А когда тебе рассказывают о том, кто остается неблагодарным по отношению к величайшим благодеяниям своего друга, то как ты смотришь на это? Совершил ли он, по твоему мнению, нечто позорное или опустил такую полезную вещь, которая должна бы принести ему выгоду? Думаю, что ты считаешь его человеком негодным, который нуждается в наказании, а не в опекуне. Этого не случилось бы, если бы признательность сама по себе не была делом желательным, делом высоким.
[3] Иные добродетели, быть может, менее выдаются своими достоинствами и нуждаются в истолковании того, высоки ли они; эта же добродетель очевидна; она так прекрасна, что блеск ее не может быть сомнительным и ничтожным. Что заслуживает таких похвал, что так равномерно воспринято душами всех людей, как признательность за истинные услуги?
Глава 17
[1] Скажи мне, что побуждает нас к той (добродетели)? Выгода? Кто ее не презирает, тот неблагодарен. Тщеславие? Но что за слава – заплатить должное? Страх? Никакого (страха) не бывает для неблагодарного, так как, единственно для этого порока, мы не постановили закона как бы потому, то природа уже достаточно позаботилась об этом. [2]Подобно тому как никакой закон не приказывает любить родителей, прощать детям, ибо излишне побуждать (нас идти туда), куда мы идем (сами); подобно тому как нет нужды побуждать к тому, чтобы любить самого себя, каковой любовью каждый руководится с самого рождения, так (никого нет нужды убеждать) в том, чтобы он стремился ко (всему) высокому ради самого высокого. Оно нравится самой своей природой, – и добродетель до того привлекательна, что даже у злых есть врожденная склонность одобрять (лучшее)[188].