[1] Неблагодарен Кориолан, поздно и уже после раскаяния в своем преступлении ставший богобоязненным. Он положил оружие, но положил его – среди разорения отечества (in medio parricidio)[286]
. Неблагодарен Катилина: ему казалось мало овладеть отечеством без того, чтобы не разорить его, не наслать на него аллоброгских когорт[287], без того, чтобы неприятель, привлеченный из-за Альп, не насытил своей старинной и врожденной ненависти и чтобы римские вожди не расплатились на галльских могилах за долго бывшие за ними в долгу поминки[288]. [2] Неблагодарен Г. Марий, возведенный на консульство из рядовых солдат; если б он не уподобил римских убийств избиениям кимвров и не только не дал сигнала[289], но и сам не послужил сигналом для (начала) изгнания и умерщвления граждан[290], то считал бы участь свою мало переменившейся и обращенной в ее прежнее состояние.[3] Неблагодарен Луций Сулла, уврачевавший отечество средствами более тяжкими, чем были самые опасности. Прошедши от Пренестинской крепости до Коллинских ворот по человеческой крови, он произвел в городе другие сражения, другие убийства. Собрав в тесном пространстве два легиона, он умертвил их после победы, что представляется жестокостью после честного слова, что представляется беззаконием, и выдумал проскрипции[291]
. Великие боги! Кто умерщвлял римских граждан, тот получил безопасность, деньги, – только что не гражданский венец[292]![4] Неблагодарен Гней Помпей: в благодарность республике за три консульства, за три триумфа, за столько почетных должностей, в которые он вступал, по большей части, ранее надлежащего времени, он воздал тем, что ввел во владение его и других лиц, как бы желая отклонить от своей власти ненависть тем, что многим становилось дозволенным то, чего нельзя было дозволять никому. Стремясь к чрезвычайным полномочиям, по своему выбору раздавая провинции и разделив государство с третьим лицом таким образом, что две части оставались все-таки во владении его собственного семейства[293]
, он довел римский народ до такого положения, что тот мог сохранить свое существование только ценою рабства[294].[5] Неблагодарен и сам враг и победитель Помпея, введший войну из Галлии и Германии в Рим[295]
. И этот друг черни, этот любимец простонародья расположил лагерь во Фламиниевом цирке[296] – ближе, чем был лагерь Порсенны![297] Правда, он умерил право и жестокость победы, исполнил то, о чем обыкновенно говорил: не убивал никого, кроме вооруженных. Но что же? Другие с большею кровожадностью действовали оружием, однако насытившись, наконец бросали его, а этот скоро влагал меч в ножны, но никогда не полагал его[298].[6] Неблагодарен был и Антоний в отношении к своему повелителю, которого он объявил убитым законно, убийц его разослал по провинциям (в качестве управителей) и сделал начальниками, а отечество, истерзанное проскрипциями, набегами и войнами, после стольких бедствий предоставил в распоряжение царей – даже и не римских[299]
, дабы оно, возвратив ахейцам, родосцам и многим славным городам неприкосновенными их право и свободу с вольностью, само платило дань евнухам[300].Глава 17