О, боже, снова Париж! Наблюдая за французами

Короче говоря, вышло так, что я один топал по холмам в сгущающихся фиолетовых сумерках. Гигантские комары пытались сбить меня с ног и высосать всю кровь, но я отчаянно прихлопывал их и упрямо шел вперед, поднимаясь все выше и выше, к манящему галогенным сиянием Salle des F^etes на центральной площади коммуны.

Своей конструкцией Salle напоминал подарок от Советской России года этак 1970-го. Он был модернистским и гордился этим – стеклянные стены торчали из земли под разными углами, напоминая траектории плутониевых частиц в первые тысячные доли секунды после ядерного взрыва.

Главный зал по площади превышал три-четыре вместе взятых теннисных корта, но из-за особенностей дизайна, в котором преобладали углы, свободного места для проведения праздников оставалось не больше десяти квадратных футов. Еще на подходе, заглянув в окна, я увидел, что это пространство полностью занято длинным столом из клееной фанеры, уставленным бутылками.

Я узнал всех, кого смог разглядеть: это были фермеры, к которым возил меня с визитом мсье Рибу. Только вот из имен мне удалось вспомнить лишь Анри и Жинетт.

Как только я вошел в распашные двери, меня, как положено, встретили ахами. Сначала раздался один возглас, потом еще один и так далее: численность хора голосов росла по мере того, как подключались другие, увидевшие, из-за чего все ахают.

С чего вдруг все они так рады видеть меня? – недоумевал я. Полагаю, причина не в том, что они наслышаны о моем покушении на Бриджит?

– Пол! – Рибу подошел ко мне и взял за руку.

Его собака крутилась в ногах. Так вдвоем они и проводили меня к столу, где я начал обход с рукопожатиями. Женщины тоже жали мне руку – видимо, потому, что для поцелуев я был слишком молод и слишком иностранец. Между нами лежала пропасть лет в тридцать, если не больше.

Было нестерпимо душно в этом абстрактном аквариуме. И неудивительно – солнце нагревало в нем воздух с первых дней мая, и вдобавок человек десять уже активно заменяли кислород табачным дымом.

Впрочем, кроме меня, никто, кажется, и не потел. Мужчины чувствовали себя вполне комфортно в своих воскресных рубашках, без пиджаков, а две дамочки и вовсе были в легких кардиганах. Я надел футболку, джинсы и вьетнамки, но чувствовал, что все, кроме вьетнамок, лишнее.

Мы подняли бокалы теплого красного вина и выпили за Ее Величество и в память о принцессе Диане (или леди Ди, как они ее называли).

Я активно участвовал в застольной беседе, отвечал на вопросы типа «Полагаю, в Англии нет такой жары?» или «Так вы живете в Париже?», в то время как мсье Рибу великодушно наблюдал за мной со стороны, словно я был бездомным щенком, которого выставили напоказ, чтобы подыскать ему новых хозяев.

Когда мэр наконец включился в беседу, все разом замолкли и обратились в слух.

– Видите вон тот дом, через дорогу? – сказал мсье Рибу. – Когда-то это было caf'e. И коммуна недавно выкупила его. Мы собираемся снова открыть там caf'e. Уже получили лицензию.

Все одобрительно закивали головой, и кто-то пустился в воспоминания о прежнем владельце кафе, который, если я правильно понял, повесился в саду на заднем дворе.

– И еще у нас маленький магазинчик, который работает по утрам, – продолжил мэр. – Но мы получили лицензию на торговлю табачными изделиями, так что теперь ищем, кто бы смог работать в магазине целый день.

– И по воскресеньям с утра, – подсказала женщина с другого конца стола.

– И по воскресеньям с утра, – подтвердил Рибу.

Я произнес поздравительный тост и пригубил вина, чувствуя, как оно сочится из моих пор капельками пота.

– У нас в коммуне живет один голландец, – снова заговорил мэр, – но он даже не пытается интегрироваться в нашу жизнь. Приезжает летом, на Пасху, иногда на Рождество, но он путешествует в автофургоне, так что все свое привозит с собой. Мы видим, как он разгружает свои банки с пивом, сыры.

– И PQ, – вставил кто-то, вызвав общий смех. Я знал, что PQ – это туалетная бумага. Сокращенный вариант «papier cul», или, как у нас выражаются, «arse paper»[68].

– Но англичане не такие, – продолжил Рибу. – В Туле есть несколько английских семей, и они живут в своих домах почти весь год. Покупают местные сыры и вино.

– И PQ, – прибавил тот же человек, и на этот раз смех был еще громче.

– Они интегрируются, – сказал Рибу. – Вот почему Дордонь процветает. Англичане даже отдают своих детей в местную школу.

Улыбающиеся лица, казалось, подтверждали тот факт, что экономика Дордони обязана своим здоровьем исключительно мне.

– Так что мы счастливы, что вы решили сюда приехать. Вы первый, но стоит только одному англичанину появиться в коммуне, как потянутся и другие. Мы это знаем.

Со всех сторон ко мне по-прежнему были обращены приветливые лица, но настроение у меня заметно упало. О чем говорит этот Рибу?

– Мы уверены, что вы найдете то, что вам нужно, в одном из домов, которые вы посетили.

– Или в поле, – сказал Анри, поднимая бокал и многозначительно глядя в мою сторону.